Легенда о Велесе

В бушующих пенных валах нельзя было что-либо разглядеть — шевелилась только огромная тень. Но постепенно она стала отодвигаться прочь от берега, становясь все бледнее и бледнее. Противники почти не сражались — внутренним зрением Перун видел, что Ящер просто волочит на себе Змея. Тот упирался больше для виду, потому что противник намертво стиснул челюстями его горло. Змей задыхался и почти не сопротивлялся.

Они продвигались все глубже и глубже, постепенно пропадая из виду. Взбудораженное ими море понемногу успокоилось.

За спиной оставшегося в одиночестве Перуна солнце опускалось к закату — день почти закончился. Витязь сел на прогретые камни и приготовился ждать. Вскоре после полуночи он незаметно задремал.

Разбудил его всплеск воды и шумное фырканье.

Вскочив, Перун увидел Ящера, который не спеша выходил из моря, отряхиваясь от текущей с него ручьями воды. Прикрыв глаза, он сосредоточенно мотал головой, словно приходя в себя, и тяжело дышал. Был уже день, но пляж не успел как следует нагреться.

Выбравшись на берег, Ящер с блаженной улыбкой, которая показалась бы угрожающей любому, растянулся на твердой земле и помахал крыльями, расправляя их.

Перун обошел его кругом и осмотрел. Если не считать нескольких небольших ранок и содранной кое-где кожи, тот был невредим.

— Ну, как? — спросил Перун, остановившись около морды Ящера. Тот оскалился еще шире — улыбнулся веселее:

— Отволок его к Черномору — тот обещал присмотреть. А то ему делать нечего у себя в чертогах!.. Змею там будет хорошо — век не удерет!

Как-то однажды, разоткровенничавшись, Ящер рассказал другу обо всех своих родичах, близких и дальних, к каковым относился и Черный Змей. А потому Перун не удивился упоминанию о каком-то Черноморе — тот доводился Ящеру племянником.

Когда зверь отдышался, Перун спросил:

— Возвращаемся в Синегорье?.. Надо посмотреть, как там дела у братьев. Да и на Стриверову невесту поглядеть охота!

Ящер утробно заворчал, в душе не одобряя спешки, но поднялся на лапы и расправил крылья.

— Летим, — согласился он. — Только все равно придется завернуть в долины — я голоден. Да и ты тоже!

* * *

В пещерах Черного Змея братьям пришлось ненадолго задержаться. В первой схватке полегли почти все воины Змея. Уцелели лишь немногие пленные, которых повязала сама Рада, обращавшаяся с ними со знанием дела. Пленников оказалось чуть более трех десятков. Все они были под чарами Змея — в их пустых глазах застыла ненависть. Только к исходу дня на лицах некоторых начало появляться осмысленное выражение. Сердобольный Смаргл рискнул освободить нескольких пленников, и с их помощью утром второго дня Сварожичи отправились в обратный путь, в Синегорье.

В пути вся забота легла на плечи Смаргла — Стривер был слишком занят Мерой, чтобы обращать внимание на что-то еще. Влюбленные не сводили друг с друга очарованных глаз и вели между собой нескончаемые разговоры о будущей семейной жизни. Частенько на привалах они уходили в ночь, взявшись за руки и оставляя своих брата и сестру одних.

Ободренная примером сестры, Рада тоже поглядывала на Смаргла. Вечерами, оставшись с ним у костра, воительница не сводила с молодого витязя глаз, вспоминая их знакомство. Вот он снова сжимает ее в объятьях, успокаивая, как маленькую девочку, под огнем Черного Змея. Вот осторожно ведет за собой по темной пещере, держа за руку. Вот в свете горна мелькают его широкие плечи — шире, чем у любого известного Раде воина. Вот они снова в бою — и Смаргл бережно опекает ее: она девушка, а потому слабее и не столь неутомима. Он был легко ранен в плечо — чей-то удачливый меч порезал загорелую кожу. Рада вспомнила его снисходительную и смущенную улыбку, когда после боя предложила перевязать рану. Казалось, он был больше раздосадован тем, что кровь испачкала рубашку, и смущен, что за ним ухаживает женщина. Он выглядел совсем не искушенным женской лаской и любовью. Рада приписывала это его небольшому росту и чувствовала жалость.

В дороге Рада старалась держаться поближе к Смарглу, а когда вечерами Стривер уводил Меру в тень, где никто не мог им помешать, незаметно подсаживалась ближе. Несколько раз она заводила беседу, но Смаргл отмалчивался. Подле этой девушки он чувствовал смутную тревогу, не зная, что она скрывает от него, и от души порадовался, когда их путь был окончен.

Небольшой караван — три повозки и несколько всадников — со стен заметили издалека. Дозорные подняли тревогу, и к тому времени, когда вырвавшаяся вперед Рада подъехала к воротам, об их возвращении уже знали все в городе.

Княгиня Синегорка вышла на красное крыльцо встречать дочерей и их спасителей. Она молодела прямо на глазах — не исчезла лишь горькая седина в волосах, но княгиня тщательно убрала их под повойник и венец. Наспех одетая служанками для радостной встречи, она не могла сдвинуться с места, только на глазах ее блестели слезы, которые Синегорка и не думала прятать.