Легенда о Велесе

— А ты б поверил, — притворно обиделся зверь, — что я не всегда был бревном, да еще и старым? Да если вспомнить, кем она была!

— А кем? — немедленно отозвался Перун.

— Человеком, — фыркнул Ящер так, что трава вокруг полегла, как от урагана. — Таким же, как и ты, с руками-ногами… Чародейкой она была из древнего народа, сейчас уже исчезнувшего в веках, а я молод был, зелен…

— И что ж, она тебя, такого зубастого, с крыльями, и любила?

— Зачем с крыльями! — В брюхе Ящера что-то зарокотало. — Я к ней молодцем летал. Она молчала, не догадывалась, пока младенец не народился…

Последнее было Перуну близко и понятно.

— И младенец был? — переспросил он.

— А то нет? — Ящер гордо выгнул шею. — Весь в меня уродился!

— Такой же зверь?

— Зверь… Тут она все поняла, да и я таиться от нее перестал — так и летал к ней в открытую. А вскоре потоп случился, ну, тот, про который мы со Святогором тебе рассказывали. Тогда мы друг дружку и потеряли. Я надолго в Пекле застрял, а потом ты появился… Так-то вот. А ты говоришь — любовь!

Оба друга притихли. Холм остался далеко позади. Бурый жеребец широким шагом шел вниз по течению Роси, постепенно приближаясь к берегу. Глухая ночь была тиха и пустынна. В тишине и покое хорошо думалось. Уйдя мыслями в прошлое, Перун потерял чувство реальности.

Неожиданно Ящер вскинул голову, дернув ухом:

— Слышишь ли?

Витязь выпрямился. С высоты седла он не только услышал, но и увидел, что они не одни в ночи.

Впереди, в полуверсте от всадника, Рось делала поворот — тот самый, за которым был мост и остров. С высокого берега ровная гладь реки была хорошо видна. В воде резвились купающиеся женщины, морща серебристую лунную дорожку. Их нежные напевные голоса далеко разносились по реке.

— Водяницы гуляют, — молвил Перун. — Как раз в том месте, где…

Ящер кивнул.

Сколько раз за годы странствий видел Перун девок-водяниц, живущих в реках, морях и ручьях. Многих он знавал, со многими проводил ночи, а потом случаем узнавал о зачатых младенцах. Он забывал их тут же, как забывают летом о холодах прошедшей зимы, но сейчас вдруг ясно вспомнилось, что и Ршава тоже стала водяницей, унеся под сердцем его ребенка. Все дети, забытые раз и навсегда, не стоили для него этого нерожденного малыша. Перун забыл обо всем на свете при взгляде на играющих в лунном свете водяниц и пришпорил Ящера, направляясь к ним.

Не доезжая шагов ста, он спешился и, бросив коня, крадучись углубился в заросли, закрывшие его от купальщиц. Осторожно раздвигая руками мокрые от росы ветки, он подбирался все ближе и ближе, пока наконец не оказался на самом обрыве.

Берег здесь довольно резко спускался к воде, но, поскольку Рось тут поворачивала, у обрыва образовался песчаный пляжик, небольшой, но достаточный для его обитательниц.

Вода в ночи казалась черно-седой. Больше десятка нагих водяниц отдыхали на узком бережке или с веселыми криками плескались на мелководье, толкая друг дружку, ловя за светло-зеленые волосы и в шутку опрокидывая на спину.

Перун не сводил с них жадного взгляда. В каждой он видел Ршаву, но водяницы все были похожи как две капли воды, и он не мог распознать ее. А в то же время что-то нашептывало ему, что она может быть здесь. Увидеть ее еще раз, перемолвиться хоть словом, сказать, что не забыл — Перун хотел этого так сильно, что, не сумев совладать с собой, выпрямился во весь рост и шагнул к бережку из кустов.

Но он не сделал и трех шагов, как его заметили. Прекратив игры, водяницы разом обернулись. Полтора десятка юных прекрасных лиц словно вспыхнули у него перед глазами.

— Ршава! — позвал Перун.

Сгоряча ему показалось, что одна из девушек вздрогнула, узнавая его, и он бросился к ним. Но в тот же миг водяницы хором завизжали и опрометью бросились в реку, перегоняя друг дружку.

— Ршава! Ршава! Вернись! — закричал Перун, кидаясь следом.

Водяницы уже скрылись, оставив лишь расходящиеся круги и легкие следы на песке. Не помня себя, Перун бросился за ними в реку. Он был готов гнаться за ними под водой, преследовать каждую, пока хватит жизни — одна из них была ею, его погибшей любовью. Если она забыла Перуна за годы, его жаркие объятья заставят ее вспомнить — водяница, не забоявшаяся встретить зарю подле любимого, может снова стать человеком. И на сей раз он не отпустит ее ни за что!

Сзади затрещали кусты, раздался гневный окрик. Решив, что это Ящер, Перун отмахнулся, на ходу срывая с себя плащ и рубаху, но прежде чем он забежал в воду по колено, преследователь настиг его и остановил резким рывком.

— Назад! — прозвучал срывающийся от ярости молодой голос. — Назад, негодяй!

Это было так неожиданно, что Перун не успел ничего понять. В следующий миг тяжелый удар сбил его с ног, вываляв в песке. Витязь растянулся на земле, а над ним вырос гневно сверкающий глазами коренастый юноша.

— Как ты смеешь! — закричал он ломающимся голосом. — Не сметь мешать моей матери, или я тебя размажу по песку — следа не останется!