Молодой человек сжимал в руке деревянную фигурку - маленькую и, очевидно, незаконченную. Лицо фигурки, вырезанное с большим мастерством, на первый взгляд могло показаться лицом ребенка, однако борода и слишком умудренный взгляд говорили о том, что это человек среднего возраста. Клара догадывалась, что фигурка изображала того самого карлика, что когда-то умер в этой комнате, но всё же не была в этом уверена до конца. Когда Бартоло принесли сюда, лицо его было залито кровью и так распухло от ударов, что трудно было понять, как же он выглядит в своем обычном состоянии.
- Я нашла это в тот день, когда решила поменять обстановку, - сказала Клара. - Я не знала, что это ваше. Но какое-то странное чувство заставило меня сохранить эту фигурку, а не просто выбросить или отдать какому-нибудь малышу на улице.
- Я... спасибо, - сказал юноша, наконец подняв взгляд от фигурки и вонзив его в молодую аптекаршу.
Клара почувствовало, как в груди защемило, и на мгновение затаила дыхание, ожидая следующих слов юноши, которые ее разочаровали.
- Вы... вы теперь живете здесь? Я думал, вы рабыня Варгаса.
- Так и есть, но это не ваше дело, - резко ответила она. Почему-то Клара ожидала чего-то другого.
- Я лучше пойду, - сказал юноша, испугавшись холодности ее тона. Он направился к двери, но на сей раз не перепрыгнул через прилавок, а обошел его. Клара пожалела об этом. Она бы всё отдала, лишь бы еще разок увидеть этот прыжок.
- Да, так лучше. И даже не думайте сюда возвращаться, Санчо из Эсихи.
Санчо задержался у двери и обернулся. На его лице снова играла насмешливая улыбка, когда он прикоснулся к краю шляпы, чтобы попрощаться.
- Не вернусь, Клара, - ответил он. - Никогда, даже через миллионы лет.
LIV
Севилья расположена на восточном берегу реки Бетис, а на западном берегу стоит городок под названием Триана. Там проживает всего три тысячи жителей, в то время как Севилья насчитывает добрых сто пятьдесят тысяч. Какому-нибудь наивному путешественнику Триана может показаться обычным тихим захолустным городишком, где можно остановиться и передохнуть, прежде чем решиться ступить на Корабельный мост, внушающий каждому, кто его увидит, невольное чувство благоговения. Да, днем Триана именно такой и кажется; возможно, что именно такой она и останется в памяти наивного путешественника, если только он не свернет с широкого Королевского тракта, ведущего прямо к мосту. Тогда он может и не обратить внимания на мрачные взгляды и угрюмое молчание. Ведь в конце концов, в двух шагах отсюда - Севилья, столица мира, основанная еще великим Геркулесом, готовая предложить всё, чего только душа пожелает.
Однако по ночам иллюзия мира и спокойствия дает трещину. Как на ожившей вдруг картине, с наступлением сумерек обитатели Трианы просыпаются. У них нет защиты стен и кафедрального собора, но им это и не нужно. В Триане не выживет ни один враг, да и не найдет в ней ничего, что стоит покорить.
Самое большое здание в городе - замок инквизиции, толстые стены которого полностью глушат крики неверных. А добрые католики утверждают, что это - возмездие за то зло, что прячется в трущобах Трианы. Бандиты же, со своей стороны, заявляют, что зло, творимое ими, не идет ни в какое сравнение с тем, что вершится за стенами замка. Таким образом те и другие убаюкивают свою совесть, делая прямо противоположные выводы.
Есть в Триане и школа - любимое место уличных кошек, обожающих бродить среди ее развалин. Еще там имеются два пороховых склада, огромные и смертельно опасные, где хранятся сотни бочек лучшей в Европе взрывчатки. Кое-кто утверждает, будто это настоящее безумие - держать порох в жилом районе, ведь это чревато ужасной катастрофой. На что другие отвечают, что, даже если Триана взлетит на воздух - невелика потеря, кроме разве что самого пороха.
А ведь в Триане живут не только бандиты; есть там и ремесленники, и торговцы, которые, впрочем, проклинают каждую минуту своей жизни и мечтают перебраться на другой берег реки. Есть в Триане и дети - с язвами на коленях, кишащими червями, но при этом даже не перевязанными. А впрочем, о трианцах можно много чего сказать, но надо отдать им должное: к детям они относятся намного лучше, нежели севильцы. На западном берегу Бетиса вы не увидите младенца, подкинутого к дверям церкви, а то и просто брошенного на съедение собакам. И, хотя здесь, как и в Севилье, дети тоже страдают от голода и кожных заболеваний, однако никто не ходит голышом.
В основном город застроен одноэтажными лачугами, громоздящимися вдоль узких кривых улочек. Домишки наползают один на другой, создавая непроходимый лабиринт переулков, тупиков и мертвых петель, из которых невозможно выбраться, если не знать дороги. Случается, что даже местные жители долго блуждают, заплутав в лабиринте переулков. Конечно, ни один альгвасил не сунет туда даже носа.