Легенда о заклятье

Он высыпал на одеяло, прямо ей на грудь, гору сверкающих безделушек: черепаховый гребень и оправленное серебром зеркальце из Геродота, саморский серебряный крест, берилловые браслеты, флаконы из оникса с вердийскими ду- хами и еще, еще, еще… Но Кармела сдвинула все это в сторону.

Лицо капитана помрачнело. Висенте незаметно заслонил от него девочку, ожидая взрыва.

— Тебе не нравится?! — прорычал Юджин.

— Нравится, — спокойно сказала Кармела. — Только здесь не хватает двух вещей, капитан.

— Каких?!

— Шпаги и пистолета!

Висенте расхохотался. Кейворд стоял багровый и морщился, точно не понимая, что происходит. Потом медленно вытащил из-за пояса черный, инкрустированный серебром пистолет и швырнул на кровать. Тяжелой рукоятью Кармелу ударило по колену, но она даже не вскрикнула. Села, обеими руками схватила оружие и прижала его к груди. И склонила голову.

— Чего тебе еще не хватает, девчонка? — рыкнул Юджин. — Говори! Какие еще у тебя желания?

— Я хочу быть капитаном.

Она училась жадно. Еще в постели — где Юджин удержал ее на неделю — начала осваивать штурманскую науку, читать карты и лоции, рассчитывать и вычерчивать курс корабля, благо, была знакома с азами географии и математики. Преодолев медвежье упорство капитана, в воскресенье Кармела вышла наконец палубу. За нею в почтительном отдалении следовали штурман Андреа с астролябией и молчаливый Микеле — со строгим наказом через четверть часа вернуть девочку в каюту. Кармелу почтительно и радостно приветствовала команда, и никто не позволил себе даже тени улыбки, хотя она была одета, как принцесса, и несмотря на вечернюю жару, закутана в подбитый мехом плащ. Сняв под надзором белобрысого штурмана показания астролябии, Кармела тяжело вздохнула и сбросила на палубу крытые атласом соболя.

— Нельзя, — сказал Микеле, подымая и протягивая девочке плащ.

— Ага, — камзол, по последней моде расшитый жемчугом и цветами, разделил участь плаща. Оставшись в рубашке из меского полотна, узких штанах и сапожках до колен, Кармела выдернула шпагу и кончиком ее поводила перед грудью Микеле. Раздались смешки.

— Смотри, молчун, она тебе уши отрежет!

— Прекратите, Кармела, — сказал штурман, но она ловко скользнула Андреа за спину, заслоняясь им от Микеле и ненавистного плаща. На спардеке сделалось тесно от зрителей, даже кок, не сняв фартука, примчался от камбуза, посулив победителю свежие пирожки. Кармела носилась вокруг соперников так, что те только успевали поворачиваться.

— Подержи, — сердитый штурман всучил астролябию зрителям и вынул палаш.

— Сзади хватай! — крикнул он Микеле.

Кармела обиделась. Фурией налетела на незадачливого учителя, одинаково ловко язвя шпагой и языком. Она не разбиралась в парадах и рипостах, не умела отличить секунду от терции, но Андреа пришлось побегать. То и дело зрители разражались хохотом и приветственными криками.

— Приз, приз победителю! — завопил кок и ловко нанизал пирожок на острие Кармелиной шпаги. Убитая его коварством, Кармела пискнула и забилась в объятиях черноглазого Микеле и плаща. Штурман Андреа вытер вспотевший лоб:

— Все, детка!

Кармела вывернулась, прокусив Микеле предплечье. Ударом эфеса выбила у кока блюдо с пирожками и отскочила к фальшборту, готовая драться до конца.

— Лино, ты что! — закричал Андреа. — Мы же играем!..

Сделалось тихо. Остались слышны только легкий плеск волн о борта, звон снастей и тяжелое дыхание бойцов.

Упершись в Кармелу взглядом, штурман демонстративно положил палаш на палубу.

— Подыми! — крикнула девочка, задыхаясь.

— Нет.

— Подыми! — и видя, что он не подчиняется, повернулась и, вскинув голову, пошла сквозь расступившуюся толпу так, чтобы никто не увидел ее злых, упрямых слез.

Три года спустя был смертельно ранен в абордажной схватке капитан Юджин Кейворд. Он умер через день, успев завещать Кармеле корабль. И над его непогребенным телом застрелила она квартирьера, осмелившегося оспорить завещание. Бунтовщики присмирели — твердой рукой взяла власть шестнадцатилетняя девчонка. И никто, даже Висенте, не знал, что по ночам она воет, кусая угол подушки, от тоски по своему приемному отцу. «Грозный» продолжал плаванье.

Ита. Родриго Рауль Хименес.

Перед ним стояли пустая тарелка из красной глины и узкогорлый кувшин. Из пробитого бока кувшина сочилось вино, на столе растеклась темная лужица, похожая на кровь. Время от времени человек ставил опустевшую кружку и наклонял к ней кувшин. Вино плескало, брызги падали на белую рубаху, розами расцветая на полотне. Человек глядел невидяще и иногда забывал поднять кувшин, когда кружка уже была полна. Вино текло через край, кое-кто опасливо усмехался. Но над человеком на скамье, прислоненная к стене эфесом, стояла шпага с тяжелым клинком саморской стали. Может, из-за этого он и сидел один за столом в переполненном трактире.