Легенда о земле

Мужчина поднялся и протянул Бамбе обе руки.

— Правильно, Бамба! Я — дядя Ваня! Ты как — ждал меня?

Бамба вместо ответа только кивнул. И все поняли: ждал, очень ждал!

У Руслана на левой щеке было родимое пятнышко, а глаза — синие-синие, как у отца. Если бы Бамба хоть раз в жизни видел васильки, он бы их сравнил с этими цветами. Но он жил в степи и васильков никогда не видел.

Наташа была совсем большая. Она, как взрослая, вместе с матерью помогала Болхе подавать на стол тарелки, рюмки, миски с мясом и привезённые из Рязани краснобокие яблоки и грибы.

Отец расспрашивал дядю Ваню об оставшихся дома сыновьях — старшем и младшем, а потом воскликнул:

— Вон у тебя мужчин сколько! Почему же ты их всех не привёз?

Дядя Ваня усмехнулся:

— Решил, что ты испугаешься. Это ведь, друг ты мой, отряд целый. Где бы ты нас всех спать уложил?

Харцха рассмеялся.

— Ай, Иван, смотри места сколько — четыре комнаты! Нашлось бы место!

— А сам бы где улёгся? Семейка-то у нас — шесть человек!

— Сам я и в телеге спать могу. Правда, Бамба? Помнишь, как мы вот на этом самом месте в телеге спали? И хорошо было!.. А ты, Иван, разве забыл, как нам приходилось на фронте? Э, война всему научила — и хорошему и плохому. Мы с тобой теперь как железные стали…

Весть о том, что в семью Харцхи из Рязани приехали гости, за какой-нибудь час облетела всю степь. И со всех кошей к Харцхе потянулись чабаны. Пришёл и старший из чабанов, седовласый Очи́р Лиджи́ев. Он свято хранил все калмыцкие обычаи, поэтому сразу же, как только переступил порог дома Харцхи, выбрал из большой деревянной миски, полной мяса, жирную лопатку и среднюю часть ноги барана и поставил перед Иваном, а Людмиле Ивановне подал предплечную кость.

— Самому желанному из гостей, — сказал он, — самому почётному по-нашему калмыцкому обычаю преподносят лопатку, а вам, Людмила Ивановна, супруге дорогого гостя, — вот эту предплечную кость. Это наше самое дорогое угощение.

Иван и Людмила приняли угощение и низко поклонились.

ИВАН ОСТАЁТСЯ

Осенью тяжёлые тучи заволакивают небо. Они нагоняют тоску и скуку. В такую погоду хочется спать, и лень непрошеной хозяйкой заходит в душу. И Бембя, если бы не школа да не уроки, спал бы целыми сутками напролёт. Он теперь очень завидует бабушке: ей хорошо, ей не надо вставать утром в школу, не надо учить уроки. А ему, Бембе, мать с отцом всё время долбят в голову одно и то же:

«Учись у Бамбы, спроси у Бамбы, смотри, как Бамба хорошо выучил уроки…»

Ох этот Бамба! Без него как бы легко было! Не с кем было бы сравнивать, некого было бы в пример ставить.

Разные мысли приходят Бембе в голову. «Убежать в город, что ли? Пойти в другой колхоз и наняться в чабаны? Тогда сам себе хозяин…» Но Бембя смотрит в окно на улицу, где холодно и сыро, и по спине его начинают бегать мурашки. «Б-р-р… Дома лучше, дома теплее. Вот только школа и уроки…» Он подходит к бабушке — одна она только любит его и понимает — и ложится рядом с ней.

— Устал, внучек?

— Устал, бабуня.

— Ну полежи, отдохни.

И они подолгу лежат рядом.

Бабушка, с той поры как семья Харцхи переехала в Хар Булук, стала в доме будто чужая. Она теперь всегда хмурая, как это осеннее небо, и молчаливая, как луна. Раньше она была за главную хозяйку — готовила обед, хлопотала по дому, а сейчас будто рукой сняло с неё всё; день пройдёт, а она никому ни полслова, ни слова. Разве только с Бембей поохает. А с Бамбой она словно чужая.

— Бабуня, тебе плохо? Болит что-нибудь? — спрашивает Бамба.

А бабушка и не отвечает. Точно воды в рот набрала.

Подойдёт отец:

— Мама, что с тобой происходит?

Нет ответа.

Невестка присядет, обнимет за плечи:

— Мама, почему ты всё время молчишь?

И снова в ответ молчание.

Семья Харцхи всегда была шумная и весёлая. Когда приехал Иван Болдырев, в доме стало ещё веселее. Только слепая бабушка одиноко сидела в своём углу и у всех вызывала озабоченность.

Не прошло это и мимо Ивана Болдырева. Он сразу же заметил состояние старушки и как-то сказал Харцхе:

— Что это, брат, мать твоя от нас уединяется?

Харцха не знал, что и ответить на его вопрос.

— Старая она, вот и причуды у неё разные…

Но Иван не унимался:

— Нет, у неё какая-то скорбь на душе, чем-то она мучается. Попытался я беседовать с ней, но она не открывается. Узнай, Харцха, ты сын всё-таки…

Чудесный человек Иван! Приехал в отпуск отдохнуть, повидать друга, вспомнить о пережитом, а погулял день — и сразу же в мастерскую подался. И трактор ему надо было осмотреть, и автомашины. И всюду он находил непорядок. Очень уж любил своё дело Иван. Харцха обычно сопровождал его.

— Да как же вы можете, Харцха, ездить на такой машине, она же на полном износе! Её давно в ремонт пора списать! — восклицал Иван.

— У нас три машины, — пытался неловко оправдываться Харцха.

— Тем более все они должны быть на полном ходу. Кто у вас механик?

— Нету у нас механика, — хмурился Харцха. — Каждый сам себе инженер.

— Плохо, — огорчался Иван. — За машинами, как и за человеком, наблюдение и уход нужны. А у вас они отданы на откуп любому.