Он молча поднял Иридэ на руки, слегка встряхнул. Строптивый мальчишка от такого обращения проснулся сразу же, посмотрел зло. Но Юфнаресс прикрыл ладонью ему рот сразу же, как понял, что тот собирается заверещать.
Ему ни к чему были лишние люди. И мальчишка, словно почувствовав это, сразу же перестал брыкаться и пытаться звать. Только серые глаза смотрели на него, словно буравили, но мальчишка молчал, молчал, словно чувствуя решимость человека рядом и его готовность убить. Юфнаресс молча бросил тому одежду, мальчишка так же молча оделся, хоть несколько раз стрельнул взглядом по сторонам, словно ища выхода, желая убежать.
Юфнаресс смотрел на него, чувствуя, что его начинает захлестывать жалость. «Нет, – напомнил он себе, нельзя, если ты не сделаешь этого, то все равно кто-нибудь другой, но выполнит ее приказ и мальчишке все равно не жить на этом свете. А так есть шанс. Пусть он призрачен, пусть он мало реален, но ... лучше так».
Он протянул мальчишке стакан с заготовленным снадобьем, поднес к губам. Иридэ не хотел пить, но Юфнаресс заставил его, влив в рот все содержимое, до последней капли. И глядя, как меркнет стальной блеск серых глаз, как они наливаются сном, а тело расслабляется он вдруг, неожиданно почувствовал испуг. Испуг более, сильный, чем, если б в стакане был яд. Подхватив ребенка на руки, он прижал его к себе, и понес, не ощущая тяжести тела. А ощущая только оторопь и страх.
Он не знал, что с ним делать, как спрятать его от глаз Локиты. Он не знал вообще, что делать дальше, но понимал, что просто выполнять приказы Локиты, быть исполнителем, лишенным своей воли, своих чувств, идеальной машиной исполнения чужих желаний быть не может. Он мог бы убить того, кого не знал, он мог бы уничтожить, защищаясь, но почему-то раз появившиеся в душе эмоции и чувства задавить не мог.
Потом он невольно вспомнил Локиту, выражение темного торжества, что вспыхнуло в ее глазах, когда он сказал, что удалось, что вражда легла меж Хэланом и Аторисом Ордо. И тогда он понял, что не просто ненавидит ее. Это была ненависть и не ненависть. Это было нечто большее.
Именно тогда, в первый раз он почувствовал, что с него – довольно, что он хочет выйти из игры, и забыть – ее приказы, свое положение. Что он просто хочет жить в этом мире, что именуется Лигой. Потому как понял, ее игры не принесут никому облегчения и счастья, что Локите дела нет до тех, кто судьбою уложен в подножие пирамиды власти.
Ей и сейчас не было ни до кого никакого дела, существовали лишь ее желания, да как подводные рифы – желания тех, с кем ей приходилось считаться. Словно она уже видела себя на вершине, на самой высшей точке, вершительницей судеб и Лиги и Эрмэ. Хозяйкой Великой Империи.
Юфнаресс слегка покачал головой, понимая, что вольно или невольно помог ей в осуществлении этих планов, понимая, что Лига не готовится к войне, ослаблена распрями, что, если рассуждать разумно и не поддаваясь эмоциям, то Лига – обречена. И даже если флот Раст-Танхам, части Гильдий, как обещал Гайдуни Элхас, что, практически, было невозможно себе представить, станет на ее сторону, то все равно, неясен исход.
Он прикусил губу, вспомнив визит Гайдуни, эту огромную фигуру в кабинете Элейджа, улыбочку на его физиономии, сверкающие сдержанным весельем глаза. Слова, столь невозможные, что поначалу даже Сенатор не поверил в них: «Ежели, что, то считайте, что флот Оллами в вашем распоряжении. Ну и некоторых других Гильдий, кроме Иллнуанари. Эти собаки служат лишь Эрмэ, а вот остальные.... Если что понадобится, серьезное, то только скажите...».
Он вздохнул и вспомнил как за несколько недель до того, утром, рано утром, перед самым рассветом в тот же кабинет влетела шустрая, решительная, коротко стриженая женщина, с манерами мальчишки, молча, достав из сумки коробочку обитую темным бархатом, выложила ее на стол.
В коробочке покоились камни Аюми – непостижимого совершенства, волшебной игры, восемь камней, сияющих словно бы собственным, драгоценным светом. Если долго на них смотреть, то казалось, что весь реальный мир исчезает куда-то, а что-то из их глубины, касаясь разума, ведает об ином. Иных мирах, иных созданиях, иных реальностях и путях.
И то, что мнилось в их чудесной, зыбкой глубине было столь же совершенно, сколь совершенны были Аюми. Увидев их вновь, здесь, на Софро, он был готов смеяться, как мальчишка и плакать от счастья.
Леди знала пророчество, то, что пока камни находятся на Софро – Лига будет стоять. Нет, она не верила в эти слова, но она хорошо знала, что исчезни эти камешки с Софро, и настроение людей измениться. Возможно, оттого, что они тоже знали эти слова, и вольно или невольно, могли бы придать им значение.
Вздохнув, секретарь поднялся со скамьи, понимая, что время, которое он оставил для отдыха вышло. Медленно бредя по аллеям, он пожалел, что в этот раз не спал, а, поддавшись чувству, невероятному зову, вышел в сад. Этот голос внутри, похожий на зов не отпускал его уже сутки.