Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке

— Неле злая, — твердила Катлина. — Не верь ей, ненаглядный мой Ганс! Она до сих пор сердита на Гильберта за то, что он хотел взять ее силой, но теперь уж Гильберт ее не возьмет — его съели черви. И Гильберт был некрасив — это ты, мой ненаглядный Ганс, красавец. А Неле злая.

Тут наместник сказал:

— Женщины, идите с миром!

Но Катлина не желала уходить от своего дружка. Пришлось силком увести ее домой.

А весь народ требовал:

— Правосудия, монсеньор, правосудия!

На шум явились общинные стражники; наместник приказал им не уходить и обратился к своей свите:

— Монсеньоры и мессиры! Невзирая на все те вольности, коими пользуется во Фландрии славное сословие дворянское, я принужден задержать мессира Иооса Даммана вплоть до того дня, когда его будут судить по законам и правилам, существующим в нашей империи, — столь тяжки выдвинутые против него обвинения, в частности — обвинение в колдовстве. Мессир Иоос, отдайте мне вашу шпагу!

— Господин наместник, — заговорил Иоос Дамман, весь вид которого выражал крайнее высокомерие и дворянскую спесь. — Задерживая меня, вы нарушаете законы Фландрии, ибо сами вы не судья. А между тем вам известно, что без постановления суда дозволено задерживать лишь фальшивомонетчиков, разбойников с большой дороги, поджигателей, насильников, воинов, бросивших своего начальника, чародеев, отравляющих источники ядом, беглых монахов и монахинь, а равно и изгнанников. На этом основании я обращаюсь к вам, мессиры и монсеньоры: защитите меня!

Некоторые из них послушались было его, но наместник сказал им:

— Монсеньоры и мессиры! Я представляю здесь короля, графа и сеньора, мне дано право в трудных случаях выносить решения, а потому я повелеваю вам и приказываю, под страхом быть обвиненными в мятеже, вложить шпаги в ножны.

Дворяне повиновались, но мессир Иоос Дамман все еще колебался.

— Правосудия, монсеньор, правосудия! — закричал народ. — Пусть отдаст шпагу!

Иоос Дамман волей-неволей покорился; он слез с коня, и два стражника отвели его в тюрьму.

В подземелье он, однако же, брошен не был; ему отвели камеру с зарешеченным окном, и за плату его там хорошо обогревали, мягко ему стелили и вкусно кормили, хотя, впрочем, половину съестного брал себе тюремщик.

4

На другой день наместник, два секретаря, двое старшин и лекарь пошли по направлению к Дюдзееле, чтобы удостовериться, не отроют ли они тело убитого на поле Серваса ван дер Вихте возле гатей.

Неле объявила Катлине:

— Твой возлюбленный Ганс просит принести ему отрезанную руку Гильберта. Сегодня вечером он закричит орлом, войдет к нам и отдаст тебе семьсот каролю.

— Я отрежу руку, — сказала Катлина.

И точно: она взяла нож и зашагала, а за ней Неле и судейские чины.

Шла она рядом с Неле быстро и уверенно, и на свежем воздухе милое лицо Неле раскраснелось.

Судейские чины — два старых хрыча — шли и тряслись от холода, и казались они черными тенями на белой равнине. А Неле несла заступ.

Когда же они достигли поля Серваса ван дер Вихте, Катлина, ступив на гати, показала направо.

— Ганс! — молвила она. — Ты и не подозревал, что я там пряталась и вздрагивала от звона шпаг. А Гильберт кричал: «Сталь холодна!» Гильберт был страшный, а Ганс — красавец. Я тебе дам руку, не ходи за мной.

Она сошла налево, стала на колени прямо в снег и трижды испустила крик, призывая духа.

Затем Неле протянула ей заступ, Катлина трижды перекрестила его, потом начертила на льду изображение гроба и три перевернутых креста, один ближе к востоку, другой — к западу, а третий — к северу.

— Три — это Марс подле Сатурна, и три — это обретение под ясной звездой Венерой, — сказала она и очертила гроб широким кругом. — Сгинь, злой дух, стерегущий тело! — Тут она молитвенно опустилась на колени: — Друг — дьявол Гильберт! Ганс, мой господин и повелитель, приказал мне прийти сюда, отрезать тебе руку и принести ему. Я не могу его ослушаться. Не обожги меня подземным огнем за то, что я нарушаю торжественный покой твоей могилы. Прости меня ради Господа Бога и всех святых его!

Затем она разбила лед по линии гроба, добралась сначала до влажного дерна, потом до песка, и наконец наместник, судейские, Неле и сама Катлина увидели тело человека, белое, как известка, оттого что оно лежало в песке. На нем был серого сукна камзол и такой же точно плащ; шпага лежала рядом. На поясе висела вязаная сумка; под сердцем торчал широкий кинжал. Камзол был залит кровью. Кровь просочилась и за воротник. Убитый был человек молодой.

Катлина отрезала ему руку и положила к себе в кошель. Наместник ей это позволил и приказал снять с убитого одежду и знаки достоинства. На вопрос Катлины, чье это распоряжение: Ганса или же еще чье-либо, наместник ответил, что он выполняет волю Ганса. Катлина повиновалась.

Когда с трупа сняли одежду, оказалось, что он высох, как дерево, но не сгнил. Затем его опять засыпали песком, после чего наместник и судейские удалились. Одежду несли стражники.

Как же скоро они приблизились к тюрьме, наместник сказал Катлине, что Ганс ждет ее, и она, ликуя, вошла туда.

Неле попыталась остановить ее, но Катлина несколько раз повторила: