"Выписка из протокола № 4 общего собрания ячейки ВКП(б) коммуны "Красный пахарь" от 18 ноября 1929 года.
Присутствовало 10 человек.
Председатель собрания Бычков, секретарь Желнин.
Слушали: письмо тов. Кузнецова Никанора Ивановича, члена коммуны "Красный пахарь".
Постановили: зачитав письмо тов. Кузнецова, ячейка дает характеристику Кузнецову. За время его пребывания в коммуне никаких противопартийных поступков замечено не было, всю возложенную на него работу выполнял аккуратно и в срок, вел общественную и политпросветработу, в пьянке не замечен, связи с чуждым элементом не было, комсомолец примерный, на что и дается характеристика. Относительно его отца ячейке ничего не известно, и от этого она воздерживается.
Выписка, верна. Секретарь собрания Желнин.
Отв. секретарь ячейки ВКП(б) Субботко".
Прислала справку Рухловского сельсовета Талицкого района Тюменского округа и мать Никоши:
"Дана настоящая гр-ке Кузнецовой Анне Петровне в том, что ее муж Кузнецов Иван Павлович при жизни своей занимался исключительно сельским хозяйством, торговлей не занимался и наемной силы не эксплуатировал".
Но суровое комсомольское следствие не нуждалось ни в этом документе, ни в каких-либо других. В том числе бесспорном официальном свидетельстве, что отец Кузнецова служил вовсе не в белой, а в Красной Армии.
В декабре 1929 года Ника Кузнецов, как выходец из семьи антисоветского "чуждого нам элемента, от которого мы очищаем комсомол", был исключен из ВЛКСМ. Более того, по настоянию бюро ячейки его поспешно отчислили и из техникума - всего за полгода до окончания. На руки вместо диплома дали филькину грамоту - справку о прослушанных предметах и производственной практике.
...Кузнецов не сдается. Он пишет в окружную контрольную комиссию ВЛКСМ:
"Ошибка, что я якобы скрыл, что сын кулака, участвовавшего в арестах и убийствах коммунистов. На собрании не слушали - бюро и сразу РК. Не дали представить оправдательные документы.
Отец - зажиточный крестьянин, после революции середняк. После свержения царя отец избран председателем Зырянского сельского общества. Служил до 8 июля 1919. До переворота за 3 недели отец взял семью и спрятал в лесу за 40 верст неподалеку от Сибирского тракта. Белые нашли, взяли с телегами 3 лошади и угнали.
Вернулся 15 июля 1920 года из Красной Армии, где служил добровольцем (44 года).
Ни коровы, ни лошади не было..."
Особенно тяжело переживал Ника, что к нему прилепили ярлык "негодного элемента": "Марка негодного - как кол в горло, забудешься, начнешь говорить, вспомнишь, и слово с языка не идет".
Он направляет заявление и в ЦК ВЛКСМ. Возмущенно указывает, что это сущее головотяпство ставить ему в вину, что он в восемь лет последовал за отцом...
Нужна была недюжинная сила воли, чтобы выстоять, не впасть в отчаяние, не озлобиться, не растерять веры в людей и людскую справедливость.
Кузнецов выстоял. Доказательство тому - вся его последующая жизнь. Но что ему оставалось делать тогда, в декабре 1929 года, когда, казалось, все рухнуло?
Решение подсказал, как оно часто бывает, случай. В ТЛТ учился Ваня Исыпов, по национальности коми-пермяк. У Вани была своя беда - его необоснованно лишили стипендии, и он, как и Ника, бился за восстановление справедливости. Вместе они ездили в Свердловск, где Ване удалось найти какой-то заработок. Исыпов два лета подряд проходил практику на своей родине, в лесоустроительной партии Коми-Пермяцкого окружного землеуправления. Он-то и рассказал Нике, что в Кудымкаре позарез нужны специалисты по лесному делу, уверял, что его могут взять на работу и без диплома, по справке об окончании двух с половиной курсов ТЛТ.
Так оно и оказалось. Проработав несколько месяцев дома, в коммуне, Ника Кузнецов отправился в столицу Коми-Пермяцкого национального округа город Кудымкар, где 20 апреля 1930 года был зачислен на скромную должность помощника таксатора в местном земельном управлении.
Так закончилась юность Николая Кузнецова. Началась взрослая жизнь.
Глава 3
В тридцатом году семья Кузнецовых навсегда распростилась с родной деревней. Возможно, учитывая последующие события на селе и судьбы крестьянства, оно было и к лучшему. Первой уехала старшая сестра Гася учительствовать под Тобольск. Затем, как мы знаем, Ника. За ним последовала сестра Лидия, она устроилась секретарем Больше-Ефремовского сельсовета того же Талицкого района. Некоторое время оставались дома Анна Петровна и Виктор, работавший трактористом.
Но тут, в связи с начавшейся сплошной коллективизацией, по команде сверху коммуну "Красный пахарь" расформировали, вместо нее на этих землях образовали зачем-то два колхоза: "Большевик" и имени Энгельса. В этой реформации Виктору что-то здорово не понравилось. А потому он, забрав с собой мать, перебрался в поселок при станции Поклевская, где устроился на лесопильный завод.
Еще через год Лидия и Виктор окончательно утратили связь с селом, поселившись в бурно развивавшемся Свердловске. Сестра, закончив курсы, стала работать делопроизводителем-машинисткой на мебельном комбинате, брат - трактористом на строительстве Уралмаша.