Легенда сумасшедшего

Миновав проходную, мы стали подниматься по полуразрушенной бетонной лестнице, усеянной осколками кирпича, рваными тряпками, битым стеклом и крысиными экскрементами. Медленно, с легким похрустыванием под ногами, мы поднимались пролет за пролетом. Одна стена на лестничной площадке между третьим и вторым этажом являла собой рваную дыру, обрамленную узором выбитых кирпичей. За ней я видел провалившиеся крыши пристроек, дворик с застывшими туристами, вооруженных бандитов и сиреневую полоску неба на востоке, в центре которой чернел силуэт покосившегося ветряка на фоне кактусового леса.

Мы поднялись на третий этаж, и Джо остановился перед нишей дверного проема.

— За мной, направо, — буркнул он и, нашарив рукой выключатель, щелкнул.

Где-то в недрах здания слышалось слабое потрескивание, словно искрила проводка, стрекотание крыс и легкое порыкивание. Джо вынул из поясной кобуры свой револьвер и взвел курок. Мы прошли дальше и повернули за ним направо — вернее, все повернули, а я проплыл, как воздушный шарик, услышав за собой презрительную фразу одного из бандитов, обращенную к напарнику:

— Смотри, как Охотник обгадился — ели ноги волочет!

— Ага, — ответил тот, — ща он, в натуре, обгадится.

Они заржали, как два дебила, а мы тем временем продолжали идти по засыпанному разным хламом коридору, мимо выбитых дверей каких-то лабораторий. В некоторых из них стояли какие-то подсвеченные стеклянные резервуары, в которых до сих пор пузырился странный раствор, где плавали некие плохо различимые объекты явно биологического происхождения. Возможно, это были те самые водоросли, которые поддерживали создание дополнительных источников кислорода.

«Изумруд» имел неплохую автономную базу энергоснабжения, но по понятным причинам здесь не свил гнездышка ни один из кланов — слишком уж много живности тут обитает.

Я стал выравнивать дыхание, и оно постепенно участилось. Кончики пальцев на руках стало слегка покалывать: я представлял себе, что вокруг меня не люди, а опасные глюки, образования из враждебной материи, которые пытаются выпить из меня все силы и энергию при помощи особых полупрозрачных воронок, направленных к моему затылку. Я мысленно надел на голову плотный, непрозрачный толстый капюшон — и воронки стали таять. Мои руки зудели приятным приливом энергии.

— Все, пришли, — сказал Вэндерс и остановился, пряча револьвер в кобуру.

Мы очутились в небольшом холле, который разделял коридор на две части. Задняя его стенка отсутствовала полностью — видно, здесь было большое окно, от пола до потолка. Вэндерс подошел к краю отверстия, из которого пробивался скудный свет звезд, и глянул вниз.

— Поди-ка сюда, — махнул он мне рукой.

Я послушно подошел к краю проема с другой стороны, упершись в небольшой кирпичный простенок плечом.

— Глянь, там внизу, — холодно произнес Вэндерс, — видишь, что там?

Я нагнул голову, как мне велели, и посмотрел вниз: на земле у задней стены здания был зарешеченный высоким забором участок земли. За забором стоял столб с большой полустертой табличкой «Верблюжий вольер № 4». Внутри вольера торчала железная труба, из которой сочилась тоненькая струйка воды, а вокруг… вокруг по всему вольеру были высокие, мохнатые заросли комковатого черного меха.

— Знаешь, что это? — с невинной улыбкой спросил Джордж.

Я замотал головой, хотя прекрасно все понял.

— Ты плохо проходил марсианскую ботанику, если не знаешь таких простых вещей, дурачок. — Он криво ухмыльнулся. — Это марсианская Черная Плесень, известная как aspergillus niger marsius. Это далекий предок земного аспергиллуса, который и на Земле-то был опасен, но на Марсе он немного мутировал, его радиация подкормила и много еще чего. Если в него попасть, в воздух поднимаются миллионы спор, и когда человек делает хотя бы один вдох, один… Человек уже не жилец на свете. Вот так. Посмотри, какой он огромный! Споры проникают внутрь через дыхательные пути и сначала поражают дыхательную систему, потом центральную нервную, а заодно еще кожу, все органы чувств и половую систему в придачу. Здорово, правда? Медленная и мучительная смерть в течение пары часов…

Он выдержал эффектную паузу.

— Нравится? — спросил он, затягиваясь сигарой.

Я молчал.

— Сначала мы прострелим тебе ноги, потом руки — и бросим тебя туда, на съедение грибам. Как план?

— Это ужасно! — медленно произнес я. — Но почему, Джо? Зачем именно так?

— За тем, что ты уже давно прогнил, осталось тебе заплесневеть. — И он опять захохотал, весьма довольный своей «тонкой» шуткой.

Конвоиры тоже осклабились. И я первый раз разглядел лица тех, кто шел сзади: один из них был с заросшей копной грязных свалявшихся волос с проседью. Глядя на его извивающуюся потрескавшуюся нижнюю губу, я узнал таинственного прохожего, который рассказывал нам при въезде в лес байки про Сеньку Гваделупу.

— Джо, — сказал я с просительными интонациями в голосе, — ты меня поймал, я здесь, перед тобой, просто пристрели меня, и все…

— Ага! — Джо вновь засмеялся. — Очко играет? Бесстрашный Охотник! Странный! Может, тебя в нечто созвучное переименовать? А что? Тебе пойдет!