Легенда Татр

– Марина, – сказал епископ, – гляди, какая красота! На небе живет господь бог, вокруг него – ангелы, святые угодники хором поют ему. Правда, ведь хорошо и лучше не может быть?

– А на земле что?

– То есть как?

– Да здесь, на земле?

– Господь бог с ангелами смотрят на землю и охраняют ее.

– Страсть как хорошо они это делают! – сказала Марина. – То-то опустела наша земля.

– Как опустела?

– Эх, кабы послушали вы, ваша милость, что рассказывают старые люди! Тогда еще здесь Святобор царствовал! Похож он был на медведя, большой и кудлатый, а на голове – оленьи рога. Стерег он леса с топором в руке. Когда на задних ногах шел по лесу, так земля гудела под ним… Но страшен он был только тому, кто лес портил… Красные глаза светились у него во лбу ночью… Дрожали перед ним те, кто рубил лес, топоры бросали да старались удрать… Еще была здесь Погода, владычица дня золотого и серебряной ночи… Крылья у нее были голубиные, и цвели на них анютины глазки… Тогда здесь была и богиня Весна… Жаворонки вылетали из ее рук, а улыбалась она, как солнце на листьях явора… Тогда Лели стерегли клады, спрятанные среди папоротника, тогда светлые Майки и лесные девы по лесам бегали… Тогда здесь цветы, и деревья, и птицы говорили с людьми… Идет человек лесом, а вокруг словно тысячи колокольчиков звенят… Каждое дерево, каждый цветок, каждая травка, каждая птица говорили по-своему. Человек шел по лесу, разговаривал, шутил с ними, а не так, как теперь: поют одни птицы, да и то никак их язык не поймешь. Куда девались ночные огнецветы, что сидели на горах вокруг озер, словно лилии, и звездами играли в воде? Где Лунные девы, что во мгле ночной летали над горами? Где Зарницы, что сеяли и собирали росу? Где синеглазые Сны, скрывавшиеся, точно зайцы, в сени лесной, под сплетенными ветками? Где Заря с огнем на голове и красными крыльями? Где Великан, на плечах сносивший солнце с небес, как пастух сносит с кручи овец? Где водяные с трубами и свирелями, родившиеся когда-то давно от козлов и пастушек, обросшие шерстью, с козлиными рогами, скачущие на двух ногах? Где Полуденницы, хватавшие девок за плечи и бросавшие на траву так, что каждый с ними делал что хотел? А Веснянки, на молниях летавшие по небу? Куда это все девалось? Пришли ксендзы да паны, стали рубить священные деревья, чтобы из них делать кресты, расставили эти кресты повсюду, и все пропало… Провалилось в озера, в щели и ямы подземные… Только откликнутся иной раз – словно бы плачут…

– Марина, – спросил епископ, – ты знаешь молитвы?

– Учили меня миссионеры, которые у нас в Грубом жили, когда я еще маленькая была, – отвечала Марина после некоторого молчания, как бы пробуждаясь от сна.

– Каждый день молишься? – продолжал спрашивать епископ.

– Молюсь, когда приходит ко мне молитва.

– Как это?

– Захочется – тогда и молюсь.

– Каждый день надо молиться.

– Все равно, хочется или нет? Да что ж это за молитва такая? За ноги, что ли, надо ее ловить?

– Я тебя не понимаю.

– Молитва, сдается мне, вроде голода. Когда мне хочется хлеба – я ем, а когда мне хочется бога – молюсь. Только душа не такая ненасытная, как тело, телу надо три-четыре раза в день дать поесть.

– А душе утром и вечером нужен бог.

– Разве господь бог не похож на дождь? Идет – так идет, не идет – так не идет. Придет в душу – значит, молись, потому что чувствуешь его. Молитва, сдается мне, как цветы: не носи их за пазухой, а то завянут, – нюхай, когда они в саду цветут.

– Марина, – сказал в изумлении епископ Пстроконский, – Марина, жаль мне тебя!

– Эх, ваша милость, – ответила Марина, – опадет еще с леса иней, и будет тепло, весна. Доброй вам ночи.

– Покойной ночи и тебе. Молись, Марина, и перестань грешить.

– Да мне дьявола жалко! – рассмеялась Марина. – Что ему делать, если все мы в раю будем? Когда сотворил господь дьявола, сейчас же небось подумал: сотворю-ка я и грехи, а то зачем было творить дьявола? Ведь говорится же: «Кого бог создает, того не изведет». Доброй ночи!

И она ушла за перегородку.

Епископ накрылся шубой. Чудно ему было… В чужом месте, в глуши, среди дремучих лесов, не только среди чужих, но среди разбойников, волков и медведей… Внушающие страх, сильные мужики храпели вокруг, накрывшись тулупами, попонами, награбленными мехами и коврами. Дым очага ел глаза, с одного бока было жарко, с другого холодно от морозной ночи. Как далеко была уютная монастырская келья в Тыньце, где мальчик-послушник подкладывал в печку дрова, а постель была мягкая и удобная!

Но завтра должен был настать великий день… Королю польскому предстояло быть введенным мужиками в его государство…