Легенда Татр

— Верно! Она ведь тоже живая. Перенесли ее в Новый Тарг в приходскую церковь, а она ночью в Людзимеж вернулась.

— Да! Ночью. Мужики, которые лошадей пасли, свет видели, когда она шла полем.

— Любит она свой костел.

— Да ведь и хорошо ей в нем: теплый, сухой и расписан, говорят, на диво. Сам-то я в нем не бывал. Чего ж ей там не сидеть?

Помолчали.

— Все святые перед богородицей ничто, — сказал Кшись. — Она владычица.

— Это верно. Сила у нее большая.

— И добрая.

— Да.

— Слышал я от одного странника, какой случай был где-то в Польше. Пришел в алтарь вор и хотел у божьей матери снять с шеи ожерелье. Только он подошел, как она ручку свою с образа протянула — и хвать его за руку.

— Батюшки! За самую руку?

— Ну да. И он никак не мог вырваться.

— Еще бы!

— Ну, сбежались люди. Думают: что с ним делать? Один говорит — отрубить ему руку! Другой — отрубить голову. Третий советует его в тюрьму посадить. Не тут-то было: держит. Наконец говорит один человек: «Давайте его простим!» И тогда божья матерь этого вора отпустила.

— Отпустила?! Батюшки, Шимек, неужто отпустила?..

— Да. Вот какая добрая!

— Да, скажу я тебе! Добрая!

— Как будто и не бабьего сословия!

— Да, и не похоже, что баба. Я баб знаю!

— То она тебя нежит, как пухом обернет…

— А то как примется грызть, все нутро вытянет.

— Хе-хе-хе! — рассмеялся Топор, гордый своей опытностью.

Кшись скоро попрощался и отправился восвояси. Он побаивался колкостей скупой Топорихи, когда она вернется: очень уж он много всего съел.

Эва, убрав со стола, тоже ушла в Пардулувку к сестре, которая жила там с мужем. И старик Топор остался один.

Он ходил взад и вперед по избе, а голодный теленок мычал. Топор сжалился над ним и стал его кормить, приговаривая:

— Э, кто же это видел: плакать? Ну, что ты меня лижешь, бедный? А? Вовремя тебя не покормили. Хозяйка-то когда еще вернется с праздника! На, маленький, на тебе сенца… Кушай да не плачь!..

Он из рук кормил теленка, а тот хватал то сено, то пальцы; старый Топор умиленно посмеивался.

Вдруг кто-то с силой постучал в дверь, так смело и громко, что старый Топор подумал: уж не Яносик ли Литмановский? Он крикнул:

— Не заперто!

Дверь распахнулась, и придворный Сенявского, Сульницкий, переступил порог, наклонив голову, чтобы не задеть за низкую притолоку; за ним шли несколько казаков Сенявского.

— Слава господу Иисусу Христу! — сказал Сульницкий.

— Аминь. Здравствуйте, пан, — ответил Топор. — Что вам угодно?

— Мы к вам по дороге заехали, — сказал Сульницкий, садясь на скамью. — Молока попить. Угостишь нас?

— Хозяйки нет, — растерянно ответил Топор, — поехала с работниками в Людзимеж на праздник. И Эвка тоже куда-то…

— Ну, это ничего, — отозвался Сульницкий. — Внучка ваша Марина нам подаст.

— Да и Марины нет: с утра куда-то ушла. А откуда вы, пан, знаете Марину? — простодушно спросил Топор.

— По Чорштыну! — нагло засмеялся Сульницкий.

Подозрение и гнев блеснули в узких, мутных глазах Топора.

— По Чорштыну? — сказал он. — Это где ее рыцарь ударил булавой по голове?

— Вот, вот! — тем же тоном сказал Сульницкий. Но, что-то вдруг сообразив, переменил тон и вежливо добавил — Господин мой пожалел Марину и хочет ее наградить. Он шлет ей сто золотых червонцев.

При виде золота, со звоном высыпанного из кошелька на стол, узкие, мутные глаза Топора засверкали жадностью, а пальцы задрожали.

— И не так еще он ее наградит, — продолжал Сульницкий. — Только скажите нам, отец, где Марина.

— Да я и сам не знаю. Что тут делать? — почтительно ответил старый Топор.

— Ну, так мы ее здесь подождем, — сказал Сульницкий. — Хлопцы! Подайте меду. А лошади чтобы были наготове! — приказал он казакам.

В старом Топоре опять проснулось подозрение.

— Солдаты? — спросил он, указывая на казаков.

— Моего пана.

— Много их здесь?

— Тридцать.

— Тридцать? Разве война?

— Может случиться и война, — дерзко усмехнулся Сульницкий. — В лесу волки ходят.

Старый Топор почесал за ухом и направился к дверям, говоря:

— Я сейчас вернусь…

— Куда собрались, отец? — спросил Сульницкий, загораживая ему дорогу.

— А что же, мне из своей избы выйти нельзя? — рассердился старик.

— У вас гости.

— Да, гости… — сказал Топор весьма недоверчиво.

В эту минуту Сульницкий увидел в окно Терезю. Она выходила из лесу.

— Держи! — крикнул он ближайшим казакам, окружавшим избу.

Терезя, увидев перед избой солдат, бросилась назад и скрылась в чаще; десятка два всадников галопом помчались к лесу.

— Кого же это вы, пан, приказали схватить? — с любопытством, но и решительно спросил старый Топор.

— Внучку твою, Марину! — самоуверенно ответил Сульницкий. — Мы затем и приехали.

Старый Топор вскипел; он выпрямился, как тогда, когда благословлял отправлявшихся в поход мужиков, отступил на шаг и угрожающе крикнул:

— Внучку мою, честную девку из хозяйского дома, — вы? А какое вам до нее дело?

— Будет стлать постель моему пану и спать с ним! — ответил Сульницкий.

— Она? Будет панской любовницей? Марина?

— Лучше быть подстилкой у сына воеводы, чем у нищего изменника Костки!