Читаем Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти полностью

Каждый из двоих старается спастись, но каждый всегда возвращается к другому. Дюрас чувствует к Яну презрение и одновременно нежность. Теперь он для нее как горячо любимый сын. Она боится, что он умрет. Теперь она знает, что ей нечего ожидать от него. Только писательское творчество сможет дать ей то наслаждение, которого она хочет достичь. Из глубины своих слов, своих речей, которые она достает из бездны, она каким-то неясным образом получит оргазм. В больнице Лаеннек ей делают операцию, исход которой неясен. Она впадает в кому и остается в этом состоянии несколько месяцев. Наконец врачи просят у ее сына разрешение отключить аппарат искусственного дыхания, который поддерживает ее жизнь. Сын просит подождать еще несколько дней. Врачи соглашаются, давая ей последний шанс остаться в живых. В июне 1989 года Дюрас приходит в сознание, уверенная в том, что вернулась к жизни. Где она нашла силы, чтобы воскреснуть, она не знает; врачи тоже не знают этого и говорят о чуде. Дюрас спрашивает, что происходит в мире. Ей рассказывают, что китайские студенты подняли восстание на площади Тяньаньмэнь. Дюрас говорит, что она счастлива проснуться одновременно с надеждой на революцию! Она просит подать ей ее кольца и сумочку. Кольца, чтобы никто их не украл, она хочет надеть на пальцы (боязнь, что кольца украдут, – одна из ее старческих навязчивых идей). А потом кричит, чтобы ей принесли бумагу: она хочет что-нибудь написать. И вот уже идет работа над «Летним дождем». Ян шепчет слова у ее изголовья. Она повторяет его имя как что-то само собой разумеющееся, как что-то очевидное. Однако у нее пропал голос: произошли изменения в голосовых связках. В горле у нее дыра после трахеотомии, но это не важно. Дюрас приспособится к ней, даже сделает так, что это отверстие придаст ей обаяние и солидность. Иногда она будет прятать его под шейным платком – пестрым или с «леопардовым» узором. Но чаще всего будет выставлять всем напоказ это отверстие и в нем металлический язычок, двигающийся вместе с ее дыханием. Ее голос стал еще более впечатляющим, пророческим и колдовским. Фильм, поставленный Жаном Жаком Анно по «Любовнику», приводит Дюрас в ярость. К ней возвращается ее прежняя энергия, ее обычная буйная сила. Чтобы отомстить за себя, она пишет книгу «Любовник из Северного Китая» и говорит о том, что бы она сделала вместо книжки с картинками, которую снял Анно. В 1992 году Ян окончательно становится частью ее творчества: она публикует книгу «Ян Андреа Стейнер». Он стал персонажем из мира ее образов, она больше не пытается сделать его своим любовником. Его имя больше не Ян Леме; она сделала его евреем (Стейнер – еврейская фамилия), включила в большой цикл своих «Аврелий». Теперь она не сводит с него глаз, находит его восхитительным и прекрасным, фотографируется с ним везде и во всех ракурсах: он участвует в продвижении этой книги на рынок. Ян подчиняется с тем сумрачным и отстраненным видом (возможно, это его стиль?), из-за которого он выглядит чуждым всему. У него вид человека, который согласился, чтобы у него отняли способность быть самим собой, и готов быть тем, что она захотела из него сделать. Но, с другой стороны, разве он мог поступить иначе? Ведь в конечном счете это он во всем виноват: он не смог доставить ей то наслаждение, которое давали когда-то прежние многочисленные мужчины. Ян смутно чувствует себя виноватым и находит в этом чувстве оправдание для своего постоянного присутствия рядом с Дюрас, для своей преданности ей. И как ей не принять эту любовь? Пока биографы писательницы издают свои книги, в которых выставляют всем напоказ и анализируют все периоды ее жизни, она угасает в своем доме в Нофле или в Париже, на улице Сен-Бенуа. Последние три года своей жизни, с конца 1992 по март 1996 года, Дюрас жила уединенно. Теперь она только старая одинокая женщина, которая повторяется и болтает вздор. Критики и даже Ян говорят, что она «несет чепуху». У нее есть мании и навязчивые идеи, она бывает гордой, когда это неуместно, и тщеславной, как королева. Это не болезнь Альцгеймера, но похожее на нее заболевание, связанное со старческой дегенерацией памяти. Она еще находит силы, чтобы опубликовать свое последнее настоящее произведение – книгу «Пишите». Это настоящий шедевр, в котором она собирает все составные части своей жизни, великолепное прощание, которое напоминает о Шуберте. В этой книге она говорит об алкоголизме, о поисках Бога, об одиночестве, о писательском труде, но в первую очередь о тирании писательского труда. О Яне нет ни слова. Как будто все наконец стало ясно, и она осознала, что только писательский труд был ее жизнью, энергией, которая несла вперед и заставляла идти на любой риск. Она больше почти никого не принимает у себя. У нее бывают только бывший спутник жизни и отец ее сына Дионис Масколо и ее сын Жан по прозвищу Ута да несколько все еще близких друзей. Но Ян в это время начинает свое затворничество вдвоем с писательницей. Легенда должна быть завершена. Раз Дюрас захотела, чтобы он разделил с ней заточение, никто не сможет упрекнуть его в том, что он это сделает. Именно он теперь управляет ситуацией. Он присматривает за ней, купает, завивает ей волосы, иногда выводит на прогулку. Проходит месяц за месяцем, Дюрас скучает. Париж нашел себе новых кумиров. То тут, то там говорят, что Ян держит Дюрас под замком, что невозможно увидеться с ней или зайти к ней в гости, что он дал указания медсестрам не пускать к ней никого. И действительно, они неизменно отвечают, что «мадам отдыхает», спрашивают у собеседника его имя и говорят, что «сообщат о нем месье Андреа». Дюрас соглашается с такой жизнью. Понимает ли она, что ее держат в заточении? Вряд ли. Какой-то части ее души нравится эта ситуация, эта трагическая и полная любви жизнь при закрытых дверях, похожая на упрощенную трагедию Расина. Она говорит много, обо всем и что попало – все, что приходит ей в голову. Иногда среди этого бреда вспыхивает, словно молния, одно из ее озарений. Она снова становится той великой писательницей, которой была, и этот бред, эти слова, которые она бросает на вечер днями и ночами, становятся гениальными и таинственными творениями писателя. Ян записывает все обрывки ее фраз, ее банальные и загадочные слова, собирает их вместе и публикует под названием «Это всё». Эта книга станет последним словом Дюрас. Агония писательницы становится зрелищем. Пресса будет горячо осуждать эту бессвязную мешанину, но среди потока слов иногда можно найти золотой самородок – точное слово, которое вытягивает остальные. Одна за другой следуют фразы-признания, жалобные, патетические и потрясающие. К Яну она обращает свои последние слова, такие обыкновенные и такие чистые. Она напоминает ему, как несколько лет назад сказала: «Я дойду до того, что стану почти ничем»[231], имея в виду, что исчерпает себя всю, до нити, из которой ткала слова. «Я люблю вас, до свидания», – говорит она. Иногда она начинает говорить о Боге, о рае, о невозможности встретиться друг с другом в ином мире, но в первую очередь о жизни, в которой все держится друг за друга и все друг друга дополняет. Еще она говорит, что распадается на части, разваливается, «не может держать себя целой». Она чувствует, что терпит поражение, но не плачет из-за этого, вспоминает главным образом свою мать, вновь обретает свою любовь к ней, странную и неразрушимую. Ян находится рядом с Маргерит, но иногда не может подавить желание жить и дышать свежим воздухом. Тогда он убегает, а за ней в его отсутствие по очереди присматривают медсестры. На рассвете он возвращается, и снова начинается долгое ожидание смерти. Ян становится все ближе для нее. Она чувствует, что уходит из жизни, и просит, чтобы он продолжал разговаривать с ней, заботиться о ней. «Скажи мне до свидания. Это всё. Я больше ничего не знаю о тебе. Я уплываю с водорослями. Иди со мной». «Иди в мое лицо»[232]. Смерть уже у нее за спиной, и ей хватает времени еще лишь на несколько слов, беспорядочно произнесенных в ужасе угасания. «Я больше совсем не могу держаться», – говорит она. Утром 3 марта 1996 года, в 8:30 она наконец умирает. И сразу возникает новый спор. Ян слишком поздно сообщил о смерти Маргерит ее сыну Уте и уже в начале дня отправил ее тело в траурный зал кладбища Пер-Лашез. Сам Ян объяснил это нежеланием, чтобы у дома собралась толпа поклонников ее творчества. Но Ута воспринял его решение как оскорбление для себя и своей матери. Так наконец проявилась обоснованная злоба сына. Он посчитал оскорблением даже объявление о религиозной похоронной службе в церкви Сен-Жерменде-Пре: Дюрас ведь всегда громко и открыто заявляла, что она атеистка. Но хорошо ли сын, критиковавший решение Яна, знал свою мать? Ведь она также постоянно жаловалась, что Бог молчит, и говорила, что именно из-за этого молчания стала пить, не только ради удовольствия, но еще, и главным образом, от отчаяния. Сразу вышло наружу все, на что Маргерит Дюрас не обращала внимания в своих необычных отношениях с Яном. Маргерит и Ян обменялись «бумагами», которые дали Яну право контроля над всеми ее неизданными произведениями и всеми театральными и литературными адаптациями ее текстов. Эти «бумаги» делают его «душеприказчиком» писательницы. Доходы от исполнения этих обязанностей обеспечивают Яну вполне комфортную жизнь. Начинается судебный процесс. Друзей Дюрас вызывают в финансовую инспекцию, чтобы объяснить, какого рода отношения были у Яна с Маргерит. Дело приобретает отвратительный и нездоровый характер. Возникают сомнения. Начинаются разговоры о злоупотреблении слабостью, о мошенничестве.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель

Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг. Об истоках современного сериала и многом другом читайте в книге, написанной легендарным преподавателем на основе собственного курса лекций!Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Искусствоведение / Культурология / Прочая научная литература / Образование и наука
Певцы и вожди
Певцы и вожди

Владимир Фрумкин – известный музыковед, журналист, ныне проживающий в Вашингтоне, США, еще в советскую эпоху стал исследователем феномена авторской песни и «гитарной поэзии».В первой части своей книги «Певцы и вожди» В. Фрумкин размышляет о взаимоотношении искусства и власти в тоталитарных государствах, о влиянии «официальных» песен на массы.Вторая часть посвящается неподцензурной, свободной песне. Здесь воспоминания о классиках и родоначальниках жанра Александре Галиче и Булате Окуджаве перемежаются с беседами с замечательными российскими бардами: Александром Городницким, Юлием Кимом, Татьяной и Сергеем Никитиными, режиссером Марком Розовским.Книга иллюстрирована редкими фотографиями и документами, а открывает ее предисловие А. Городницкого.В книге использованы фотографии, документы и репродукции работ из архивов автора, И. Каримова, Т. и С. Никитиных, В. Прайса.Помещены фотоработы В. Прайса, И. Каримова, Ю. Лукина, В. Россинского, А. Бойцова, Е. Глазычева, Э. Абрамова, Г. Шакина, А. Стернина, А. Смирнова, Л. Руховца, а также фотографов, чьи фамилии владельцам архива и издательству неизвестны.

Владимир Аронович Фрумкин

Искусствоведение
Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары
Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары

Долгожданное продолжение семитомного произведения известного российского киноведа Георгия Дарахвелидзе «Ландшафты сновидений» уже не является книгой о британских кинорежиссерах Майкле Пауэлле и Эмерике Прессбургера. Теперь это — мемуарная проза, в которой события в культурной и общественной жизни России с 2011 по 2016 год преломляются в субъективном представлении автора, который по ходу работы над своим семитомником УЖЕ готовил книгу О создании «Ландшафтов сновидений», записывая на регулярной основе свои еженедельные, а потом и вовсе каждодневные мысли, шутки и наблюдения, связанные с кино и не только.В силу особенностей создания книга будет доступна как самостоятельный текст не только тем из читателей, кто уже знаком с «Ландшафтами сновидений» и/или фигурой их автора, так как является не столько сиквелом, сколько ответвлением («спин-оффом») более раннего обширного произведения, которое ей предшествовало.Содержит нецензурную лексику.

Георгий Юрьевич Дарахвелидзе

Биографии и Мемуары / Искусствоведение / Документальное