Суд длился три года. В декабре 1664 г. д'Арта-ньян со своей ротой мушкетеров отвез преступника в Пиньероль-крепость, затерянную среди гор Пьемонта. Забытый всеми, Фуке умер там 23 марта 1680 г. На следующий год оставшиеся после него вещи были переданы Марии Магдалине де Кастиль, его второй жене. Верная своему супружескому долгу, она перевезла Никола Фуке, виконта де Во и суперинтенданта финансов в последнюю его обитель-довольно скромный родовой склеп в часовне Сен-Мари, что на улице Сент-Антуан.
Мудрая предосторожность
Несомненно более предусмотрительная чем ее муж, Марин Магдалина де Кастиль за некоторое время до празднества в Во потребовала раздела имущества. Эта мудрая предосторожность позволила избежать нищеты, на которую ее в противном случае, несомненно, обрекла бы опала супруга. Вильф-ранш-де-Руэрг послужил убежищем для нее, детей и свекрови. Все семейство вело там достойный образ жизни и заслужило уважение тамошних жителей.
• Миллиардер без гроша
Долгое время само имя Никола Фуке оставалось в истории Франции синонимом лихоимства и беззакония. После немилости столь самовластного монарха, как Людовик XIV, лишь очень немногие, подобно Лафонтену, осмеливались публично выказывать Фуке свое сочувствие. Король-Солнце объявил его преступником, и в тот Великий Век было дурным тоном иметь какие-то другие мнения.
Дело Никола Фуке стало историей. И оно оставалось бы окончательно закрытым, если бы не последние (лет двадцать назад) исследования профессора Военно-Морской Школы Даниеля Дессера, которые принесли некоторые неожиданности. Этот историк, получивший докторскую степень за труд о финансах в царствование Людовика XIV, провел тщательный анализ бухгалтерских книг нашего суперинтенданта и, благодаря своему каторжному трУДУ. установил, каким же на самом деле было его состояние. Он понял, почему Фуке так настаивал на проверке счетных книг и почему Кольбер с таким жаром противился этому. Конечно, суперинтендант, как впрочем и все другие, предавался
54
лихоимству и растратам, но что касается «вызывающего богатства», ставшего главным основанием обвинения, то его не было и в помине. Сделанные им долги (часто для субсидирования короны) оказались столь велики и многочисленны, что пассив далеко превосходил все активы. Беспристрастная проверка счетов, безусловно, оправдала бы его.
Так значит Фуке был невиновен? Подобное утверждение оказалось бы чрезмерным преувеличением. Справедливее назвать его козлом отпущения: Людовик XIV хотел упорядочить финансы и исправить нравы государственных деятелей. Ему нужен был пример. Мазарини, в тысячу раз более повинный в лихоимстве, уже переселился к праотцам, да и вряд ли король пошел бы на то, чтобы разоблачить министра, которому он был обязан своим троном. И Никола Фуке заплатил по чужим и своим счетам.
ЕВРОПА: ХОРОШИЕ ДЕЛА, ХОРОШИЙ НАВАР
ЕВРОПА:
ХОРОШИЕ ДЕЛА, ХОРОШИЙ НАВАР
Недоверие, которое тяготеет в старой Европе, и особенно во Франции, над богатством, и порождает присущий только нам стиль жизни миллиардеров. Чтобы не обострять зависти, лелеемой профсоюзами на протяжении десятилетий, богатые, несмотря на весь свой престиж, должны блистать добродетельной скромностью и никогда не нарушать неуместными выходками правила этикета. Крикливые эксцентричности американских набобов, эти самодовольные демонстрации своих долларов и роскоши самого дурного тона забавляют французскую публику только потому, что для нее это лишь театральное представление, разыгрываемое в далеком и мифическом Эльдорадо. Но она не потерпела бы ничего подобного у себя дома. Миллиардер Старого Света обязан считаться с прошлым, быть составной частью того общества, которое сохранило в большей степени, чем кажется, свои ценности аристократического хорошего вкуса. В отношении же манер у нас даже низы общества проявляют известную утонченность, презирая нуворишей и относясь чуть ли не с обожанием к принцам крови, если они находятся на своем месте.
Сколь бы ни были велики богатства монархов прошлого, не они определяли их авторитет. Щедрость Медичи имела общественный смысл. Ни в каком случае они не могли быть просто собственниками: пожертвования на церкви, бедных, дары городу, покровительство литературе и наукам были для них государственным служением, моральной, политической и экономической обязанностью в отношении всего общества. Богатство оправдывалось лишь при условии, что оно служит всем.