Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны.

Через два дня представил дознание листах на двадцати. Генерал Унгерн долго, молча мял бумагу в руках и изрек: “Что же, полковник, Вы думаете — я смогу прочесть все здесь написанное?” Я молчал. “Ваше заключение?” Как мог, коротко доложил, что окончательного заключения на дело, не допросив фельдшера Логунова, высказать не могу. Грабежа монгольского населения не усматриваю. Были обычные реквизиции для нужд Азиатской конной дивизии, а не в его, Лауренца, пользу. Денег и ценного имущества у Лауренца при аресте не нашли. Думал ли подполковник Лауренц бежать из дивизии — ничем не подтверждается, но я допускаю, что такая мысль у него была, иначе незачем ему было быть на путях в Хайлар, далеко от тыловых учреждений Азиатской конной дивизии.

Генерал Унгерн внимательно слушал доклад, теребя нервно усы. “Можете идти”… Через день я узнал от прапорщика Степаненко, что подполковник Лауренц расстрелян. Позднее поручик Веселовский мне передавал подслушанный им разговор между генералами Унгерном и Резухиным, суть коего сводилась к тому, что “Лауренц хорошо пожил, хватит с него”… Есаул Макеев в своих воспоминаниях картинно и откровенно описывает его трусливый расстрел Лауренца и свидетельствует, что умер Лауренц мужественно. Его последние слова: “Передайте барону, что я ему служил честно до конца дней своих”… заслуживают глубокого внимания. Доклад Макеева о приведении в исполнение приговора Унгерн выслушал, отвернувшись от него.

Расстрелянного Лауренца никто в дивизии не любил. Его боялись больше, чем “Макарку душегуба” — Сипайлова, так как он был умнее и обстоятельнее последнего. Расстрел подполковника Лауренца произвел на офицеров дивизии сильное впечатление. Всем стало ясно, что у генерала Унгерна нет офицеров, коими он дорожил бы и ценил заслуги, и что жизнь каждого из них для Унгерна — ничто. Какие же побудительные причины заставили Унгерна отдать приказ расстрелять своего верного многолетнего сотрудника? Ответ на этот вопрос мог бы дать только один Унгерн. Есть основание предполагать, что Лауренц хотел сбежать из Азиатской конной дивизии. Унгерну нежелательно было иметь на свободе свидетеля деяний се- меновцев на ст. Даурия за время 1918–1920 гг.

Ургинская контора Центросоюза.

У всех унгерновцев, когда они появились в пределах Монголии, сложился единый взгляд на Центросоюз — в нем засели большевики, но по мере приближения в Урге предвзятое мнение до некоторой степени менялось: они узнали, что в нем укрепилось много и белых. У генерала Унгерна имелся список служащих Центросоюза с отметкой, кто большевик. Список составил бывший служащий Центросоюза, который попал в ряды Азиатской конной дивизии, когда она стояла на Керулене. К его чести нужно отметить, что список с отметками им был составлен верно.

Во главе ургинской конторы Центросоюза, как раньше отмечалось, стоял И. А. Лавров — примечательный человек. Он происходил из дворян Новгородской губернии. Окончил Петроградский университет и поступил на службу в министерство финансов. За 14 лет службы выдвинулся на должность управляющего Иркутской казенной палаты, одной из наиболее ответственных в России. Молодой, энергичный, высококультурный управляющий казенной палаты сразу вошел в культурно — просветительную жизнь Иркутска, пользуясь уважением и признательностью за умение разрешать сложные и запутанные вопросы в местной культурной жизни города, примиряя непримиримое и успокаивая страсти людей. Всегда спокойный, доброжелательный, с находчивым живым умом, ясный и логичный оратор, стоя вне партий и личных интересов, И. А. Лавров был приемлемым и приятным для людей всех положений, взглядов и возрастов.

В мартовские дни 1917 г. — ликование свобод в Сибири, когда сама общественность выдвигала людей на всякие посты — люди Иркутской губернии на должность губернского комиссара выдвинули И. А. Лаврова, несмотря на то, что он был беспартийным, каковым оставался до самой смерти. Он умело вел корабль Иркутской губернии до декабря 1917 г. — до захвата города и губернии большевиками, когда пришлось бежать из Иркутска.

Прибыв в Харбин, И. А. Лавров немедленно принял самое деятельное участие в противобольшевистских организациях, группировавшихся поначалу около генерального консула Г. К. Попова, а потом вошел в группу сибирских областников на Дальнем Востоке и впоследствии возглавлял их. Как только на западе Сибири образовалось правительство адмирала А. В. Колчака и коренная группа сибирских областников во главе с П. В. Вологодским признала единую власть адмирала Колчака, то Лавров распустил группу дальневосточных сибирских областников, поддерживая тем самым единую национальную власть по всей Азиатской России. Сам он ушел навсегда от политической работы и вернулся в Иркутск как мирный рядовой гражданин.