Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны.

Князья, чиновники, ламы и, говорят, сам Богдо — гэгэн испытывали животный страх при виде Унгерна и все лица, стоящие ниже Богдо — гэгэна, трепетали перед бароновским ташуром. Избегали видеться с ним, предпочитая вести все сношения с ним через Жамболона. Им была понятна смертная казнь за проступки, но непонятно и претило избиение нойонов ташуром, что противоречило основному принципу командования великого Чингисхана.

В Монголии в 1920–1921 гг. Шабинское ведомство (ламаистское) было вершителем всей жизни. Генерал Унгерн думал, что он щедрой рукой дает деньги ламам, раздав им 150–200 тысяч зол. руб., но для 150000 лам Монголии такая подачка была слишком незначительна. Нужны были десятки миллионов рублей, чтобы купить душой и телом лам и сделать их послушным орудием в своих руках. Таких денег у генерала Унгерна не было, а без денег он не нашел других средств привлечь сердца лам, хотя и был сам ламаистом. Ламы на 95 % плохо разбирались в “красных” и “белых”, тянулись к более сильным русским, которые дадут им защиту от китайцев, да и денег у сильного больше.

Была недовольна генералом Унгерном и общая народная масса монгол, особенно богатые князья за беспорядочные, непосильные налагаемые законные и беззаконные реквизиции.

Пожалуй, сам Богдо — гэгэн один из немногих больших лам Монголии понимал угрозу безбожного большевизма, но, вероятно, понимал, что находится в числе меньшинства, и не рисковал встать в оппозицию к массам. Когда Унгерн выдвинул проект переселения Богдо — гэгэна с семьей из Урги в Западную Монголию (в Улясутай), то этот проект показал монголам нежелание или неспособность Унгерна защищать Да — хурэ от советских войск, и второе — что Унгерн не есть непобедимый бог войны, а следовательно, нечего за ним и тянуться. Под разными предлогами Богдо- гэгэн на этот проект генерала Унгерна не дал ответа и остался в Урге, выжидая событий, предоставив Унгерну идти своей дорогой. Люди, жившие в Монголии в 1921–1924 гг., утверждают, что Богдо — гэгэн один из немногих остался верен генералу Унгерну, признавая его за истинного избавителя Монголии от векового китайского ярма.

Приказ № 15 не вызывал энтузиазма у офицеров, а тем более у всадников. Он был слишком длинный, туманно — мистический, малопонятный. На разборе приказа не будем останавливаться. Каждый его поймет под своим углом зрения. Нужно отметить лишь неоспоримые положения: 1) жестокость — смерть, смерть… во всех видах; б) отсутствие реального учета сил противника, с которым генерал Унгерн малоуспешно боролся в Забайкалье и ушел от большевиков из района Акши; в) умышленно или по неведению он пишет о выступлении атамана Семенова, когда должен был знать (постоянная связь через курьеров), что во Владивостоке междуцарствие (большевики, японцы, белые, власть к братьям Меркуловым перешла лишь 26 мая 1921 г.) и что Семенов не у дел и сидит в Дайрене; г) девиз на знаменах: “Великий князь Михаил Александрович” — еще менее понятен, так как Унгерн не мог не знать, что великого князя Михаила Александровича нет в живых; д) непоследовательность его слов с делом: в то время как в руководящем приказе он точно говорил о базах секторов, на которые следует опираться, сам с легким сердцем оторвался и бросил свою базу — Ургу после Троицкосавского разгрома.

В приказе, как в зеркале, отразилось мировоззрение Унгерна, построенное на нереалистических предпосылках. Припоминаю разговоры о сути и характере приказа среди культурного офицерства дивизии. Тогда уже было ясно, что в приказе много передержек и нереальных предпосылок, но в полной мере его несостоятельность выявилась с течением времени.

Многие верили в счастливую звезду Унгерна и в то, что Провидение избрало его для совершения великих дел, и безоговорочно пошли за ним. Главное же — не приказ и не генерал Унгерн воодушевлял бойцов Азиатской конной дивизии, и не они двигали на великие жертвы, а вера в непрочность большевистского режима и правоту свою, каковая вера еще долго жила в эмигрантах после крушения.

Нужно думать, что в приказе уменьшена оценка сил противника, чтобы не испугать малодушных, тогда как об этом нужно было упомянуть, прежде всего, указав силы Красной армии на линии от Новосибирска до Читы, кои выражались в 4–й и 5–й советских армиях числом до 100000 бойцов. Нужно было дать директивы, как эти армии расчленить и бить по частям. Красная армия в 100 тысяч легко истребит мелкие партизанские отряды в 1000–2000 человек, плохо вооруженные, без достаточных огнестрельных припасов и далекой тыловой монгольской позиции. Очевидно и требование каких‑то новых принципов ведения войны, чтобы горсточка людей, даже при сочувствии населения, могла бы противоборствовать силе Красной армии в Восточной Сибири.

Подготовка к походу на Русь.

В конце мая 1921 года военные планы и силы генерала Унгерна вырисовывались так.

1) 1–я бригада Азиатской конной дивизии под личным начальством самого генерала Унгерна: