Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны.

Ушли унгерновцы без больших потерь в бойцах лишь потому, что вновь прибывшие красные начальники не знали точно, есть ли у генерала Унгерна резервы в тылу, и висел на фланге в 50–60 км генерал Резухин, который всюду наносил им ощутимое поражение и мог, переправившись через Селенгу, ударить им в тыл и правый фланг. Потеря всякой связи между генералами Унгерном и Резухиным имела весьма отрицательное значение для ведения боя против регулярных частей Красной армии. Если бы связь пикетами через 20–30 км существовала между генералами, на что потребовался бы расход до двух сотен монгол, то Резухин 4 июня со станицы Боссий, переправившись у Цаган — Усунской через Селенгу 6 июня, отрезал бы тыл красных в Троицкосавске, и городки сдались бы на милость победителя почти без боя.

Общее заключение о бое вытекает из сказанного — он велся не только бесталанно, а просто плохо. Бой за Троицкосавск имел огромные последствия для Белого движения и еще больше — лично для Унгерна. Проиграв бой за Троицкосавск, белые потеряли прекрасный, спокойный и сытый плацдарм. Монголы, руководимые красными из Алтан — Булака, и Сухэ — Батор с быстротой 200 км в сутки разнесли весть о разгроме войск так называемого бога войны. Генерал Унгерн потерял перед восточными народами “лицо” бога войны — он победим. Как бой за Ургу выдвинул генерала Унгерна на вершину славы, и имя его будет вписано в историю Монголии как освободителя монгол от китайцев, так бой под Троицкосавском развенчал его, как белого вождя и военачальника.

Две недели на берегу Иро.

После троицкосавского разгрома унгерновцы, казалось бы, надолго перестали быть силой. Но фактически бригада в два — три дня пришла в полный порядок, и когда Сухэ — Батор 11 июня подошел к Ибицыку, то получил от унгерновцев такой удар, который отбил охоту у монгол лезть второй раз.

Когда я с костылями 14 июня явился к генералу Унгерну в Карнаковке, то в отряде я не видел ни растерянности, ни уныния. Отряд был сильным и полон наступательного духа. Унгерн встретил меня если не дружественно, то и не враждебно, безучастный к состоянию моего здоровья и личным семейным делам, хотя и знал, что я имею большую семью. Он видел, что для службы в строю я не гожусь, и назначил меня “походным интендантом” отряда, но интендантства фактически не было. Поручик Нагорный и два десятка пастухов — монгол при гуртах рогатого скота и отарах баранов — вот все, что составляло брюхо бригады.

В бытность мою еще начальником штаба генерала Резухина, по просьбе интендантства я назначил поручика Н. Владимирова (старый резидент Урги) организовать хлебопекарни по Харе и Иро, где были запасы зерна китайских землеробов: на реках стояли водяные мельницы. Поручик Владимиров был хозяйственный мужик, отлично знал условия и, дорожа спокойным местом, приложил много трудов, знания, чтобы наладить хлебопечение и достиг в этом отношении полного успеха, снабжая дивизию прекрасным печеным хлебом.

17 и 18 июня я узнал, что бригада пойдет на запад на соединение с генералом Резухиным. Было ясно, что, вероятно, на Иро мы не вернемся, и здесь хозяевами будут красные, а потому в спешном порядке весь запас печеного хлеба приказал пустить на сухари, а муку отправить в Ван — хурэ, но ее оставалось очень мало (300–400 мешков). Сухарей и муки для дивизии в 3000–3500 человек могло хватить лишь на короткое время. Чем кормить дальше — неизвестно. Много мяса — на него я возлагал все надежды, и на то, что каждый командир части со своим начхозом напитают своих всадников, зная, что в складах интендантства нет ничего. В дальнейшем так и случилось.

Когда стало известно, что бригада уходит на запад, оставляя незащищенной Ургу, где остались семьи офицеров и всадников, мы, семейные, переживали тяжелые минуты за участь своих семей. Старые унгерновцы нас утешали тем, что, наверное, Унгерн отдаст распоряжение в Ургу, чтобы семьи были эвакуированы под охраной в Маньчжурию, как это было, когда Азиатская конная дивизия уходила из Даурии. Будучи пленниками воинского долга и барона, мы положились на волю Провидения и пошли по путям, кои были угодны генералу Унгерну. В наших сердцах еще не угасла вера в успех Белого движения.

Смерть войскового старшины Архипова.

Дня за четыре до выхода бригады с Иро в лагерь прибыл на автомобиле подполковник Сипайлов. Пробыл он в отряде несколько часов и также незаметно исчез, не повидав никого. Его появление в отряде всегда несло кому‑нибудь смерть. Избранником оказался храбрейший и любимец солдат — войсковой старшина Архипов.

Между Сипайловым и Архиповым была лютая вражда из‑за сестры Архипова, которую Сипайлов пытался принудить к сожительству. Сипайлов долго и настойчиво доискивался причин погубить Архипова. Были слухи, что Архипов при занятии Урги, когда он реквизировал ценности Китайско — монгольского банка, не сдал всего золота в “казну”, а часть его утаил, но доказательств к этому не было.