Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны.

Расспрашивая ламу, я и буряты убедились, что он знает места хорошо и может вести бригаду и ночью, тем более что ночи были еще светлые. Часов в 10 вечера, поужинав, вся колонна, ведя коней в поводу, двинулась дальше, и к рассвету прошла верст 20, а может быть и больше. Из арьергарда доносили, что нет никаких признаков красных.

Таким порядком мы шли по горному плато Хэнтэй двое суток, изредка попадались небольшие горные кряжи, а затем вновь болота. Из них‑то и берут начало все реки, как Керулен, Тола, Иро, Шара, Хара и т. д.

30 или 31 августа приблизились к горному кряжу. Болота остались позади. Под ногами твердая почва и земля покрыта прекрасной высокой травой. Настроение в бригаде было хорошее. Нехватка баранины не печалила, так как в каждой сотне были подбившиеся кони, а зажаренная на шомполе конина — неплохое блюдо. На третьи сутки мы проходили довольно значительную речушку с топкими берегами, и лама объяснил, что это верховье Керулена, а южнее отсюда, верстах в 25–30 лежит Дзун — хурэ.

Отсюда бригада резко переменила направление движения и пошла на юго- восток. Пересекли хребет Цаган — дабан, южнее Бревен — хийда верст на тридцать, и твердыми увалами дошли до Керулена у монастыря Далайгун — хийд. В Далайгун- хийде оставили раненого. Монахам за уход оставили 20 фунтов билонного серебра. На Керулене не задерживались, хотя монголы точно утверждали, что ближе 50 верст красных нет.

От Далайгун — хийда двинулись на монастырь Лансар — Ганчжур, где я и отпустил проводника — ламу. При расставании с ламой я ему отсыпал в его кожаную суму фунтов 10–15 билонного серебра. Лама от умиления плакал. Снабдил его и одним из трех собственных коней, “гнедком”, который подбил ноги при походе еще на Русь. Конь был очень хороший, но требовал длительного отдыха. Лама провожал бригаду, стоя на коленях, устремив взор к небу — молился за наше благополучие.