Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны

Третий день боя, 2 апреля, начался в совершенно неблагоприятной для нас обстановке. Гамины обстреливали теперь артиллерийским и пулеметным огнем “Генеральскую” сопку и угрожающе накапливались против позиции Островского. Очень скоро предприимчивость китайцев дошла до такой дерзости, что их сотня напала на транспорт раненых, перевозившихся в обоз с “Генеральской” сопки. Правда, сотня эта удалилась в сторону сопки Торновского, не приняв атаки ординарцев штаба полка, но было неприятно, что конная часть противника безнаказанно прошла в тылу, вдоль всего нашего расположения.

При преследовании адъютант полка догнал и взял в плен китайского офицера, сидевшего на прекрасном, но престарелом “англо-арабе”. Случай этот подтверждает правило о непригодности кровных лошадей в монгольских условиях. Наши “монголки” почти ничего не ели на протяжении двух суток (трава под “Генеральской” сопкой была вытоптана и прогрызена конями до земли) и, конечно, вместо воды похватали за это время лишь немного снега, но в ответственный момент они безотказно проскакали 5–6 верст и при этом показали достаточную резвость.

В 12–м часу дня 2 апреля положение противника начало ухудшаться. До того момента, казалось, достаточно им было бы увеличить нажим на наш правый фланг, чтобы заставить отойти к обозу. Учитывая это обстоятельство, генерал выслал полусотню с пулеметами на линию обоза, чтобы обеспечить себе более или менее спокойный отход на тыловые позиции. Но, чу! — загремели солидные залпы с тех гор, которые темнели слева от нас, в тылу правого фланга противника. “Это залпует барон”, — подумали мы с облегчением.

Часа через полтора он прискакал на “Генеральскую” сопку и наметом взлетел на вершину. Унгерн проехал возле лагеря и всех позиций гаминов. Потерянная шапка и возбужденный вид свидетельствовали без слов о характере его скачки. Барон объяснил, что он привел из Урги чахар. Это они стреляют по китайскому лагерю с зеленых сопок. Начальник дивизии приказал отпустить пленного китайского офицера на условии, что тот вручит своему начальнику письмо с предложением сложить оружие, а затем привезет ответ.

Еще не окончен был перевод письма барона на китайский язык, как справа послышались орудийные выстрелы: стреляла одна пушка, шрапнели которой рвались позади левого фланга китайцев. Подходил 2–й донный полк, с опозданием на двое суток. Полк этот должен был бы “сидеть на хвосте” китайцев, начиная от р. Иро, после боя с их арьергардом. Но в ночь на 30 марта поднялась такая сильная метель, что Хоботов потерял след и теперь только вновь нашел его, ориентируясь по звукам нашего боя.

Таким образом, в то момент, когда начальник китайского отряда читал письмо барона, он имел все основания чувствовать себя “в мешке”. У него не было иного выхода, как ответить полным согласием на предложенные ему условия сдачи в плен, тем более что наш “дедушка” гарантировал бароновским словом сохранение жизни и личного имущества своих бывших врагов, оставлял им все перевозочные средства и продукты, и даже давал конвой для охраны в пути от всегда враждебных им монголов.

Китайский офицер возвратился через два с половиной часа. С радостным видом он вручил барону письменное согласие начальника отряда, подполковника Чжу (генералы и старшие офицеры убежали из Урги), на предложенные условия. Барон приказал снять три копии с ответа подполковника Чжу и тотчас же по изготовлении отправить с русскими офицерами на китайские позиции центра и обоих флангов. “Так будет надежнее”, — пояснил он.

Не в характере барона было ожидать спокойного завершения какого-нибудь дела. Его натура требовала постоянного форсирования событий. После вторичного отъезда пленного офицера барон приказал подать коня и ускакал к китайцам вдвоем с переводчиком, вероятно, для того, чтобы собрать точные данные о количестве оружия, подлежащего сдаче. “Ваше Превосходительство”, — говорили ему офицеры штаба генерала Резухина — “не ездите: китайцы обстреливают каждого всадника, появившегося в пади”. “Ну, нужно еще попасть”, — возразил на это барон, садясь на коня. Китайцы приветствовали Унгерна довольно энергичным огнем из центра и с круглой сопки (Торновского). Видно было, что лошади барона и его спутника нервничали, когда они подъезжали к расположению гаминов. “Дедушка” вернулся в глубоких сумерках, в прекрасном расположении духа. Отряд заночевал в доставленных из обоза палатках тут же на позиции, чтобы с утра начать прием китайского вооружения.