Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия»

В Могилев Л. Г. Корнилов поехал через Москву, где в те дни проходило Государственное совещание. 13 августа генерала Корнилова встречали на Александровском (ныне Белорусском) вокзале в Москве. Приезд Верховного главнокомандующего был обставлен торжественно. На перроне выстроился с развернутым знаменем и хором музыки почетный караул от Александровского военного училища. На левом его фланге встала команда женщин-юнкеров. Далее расположились депутации союза офицеров армии и флота, союза георгиевских кавалеров, союза казачьих войск, союза воинов, бежавших их плена, 6-й школы прапорщиков, женского батальона смерти. Среди встречавших были атаман Донского войска Каледин, генералы Зайончковский и Яковлев, городской голова Руднев, члены Государственной думы Родичев, князь Мансырев, Ханенко и Щепкин, комиссар Временного правительства в Москве Кишкин.

Встреча Л. Г. Корнилов в Москве (август 1917 г.).

Как только поезд остановился, из него выскочили текинцы и выстроились в две шеренги. Пройдя между ними, Корнилов начал обход почетного караула, депутаций и представлявшихся лиц. Весь его путь был усыпан цветами. После короткого митинга офицеры с криками «Ура Корнилову!» подняли генерала и на руках вынесли на площадь, где он приветствовал восторженных москвичей. Автомобиль оказался весь завален цветами, которые Лавр Георгиевич приказал убрать.

– Я не тенор, и цветов мне не нужно, – заявил он. – Если вы хотите украсить автомобиль, то украшайте его Георгиевским флагом, на что я имею право как главнокомандующий.

У часовни Иверской Божией Матери Корнилов приказал остановиться и пошел помолиться.

Во время пребывания в Москве.

Первый день совещания прошел в речах Керенского и других членов Временного правительства. Министр-председатель театрально кричал с трибуны:

– Под колесницу великой России я брошу свое истерзанное сердце!

Делового разговора не получалось.

На следующий день Лавру Георгиевичу предоставили слово.

«Низенькая, приземистая, но крепкая фигура человека с калмыцкой физиономией, с острым, пронизывающим взглядом маленьких черных глаз, в которых вспыхивали злые огоньки, появилась на эстраде, – вспоминал П. Н. Милюков. – Почти весь зал встал, бурными аплодисментами приветствуя Верховного. Не поднялась только относительно немногочисленная левая сторона. С первых скамей туда яростно кричали: «Хамы! Встаньте». Оттуда неслось презрительное: «Холопы!» Председательствующему с трудом удалось восстановить тишину в зале…»

Свою речь Корнилов начал в минорных тонах, заявив слушателям, что русской армии, какой она была раньше, больше не существует. Для того чтобы обеспечить защиту страны от решительного и агрессивного врага, он в который уже раз потребовал восстановить дисциплину, поднять престиж офицеров, улучшить их материальное положение, упорядочить работу комитетов и навести порядок в тылу.

– Я ни одной минуты не сомневаюсь, – отметил генерал в заключение, – что эти меры будут приняты безотлагательно. Но невозможно допустить, чтобы решимость проведения в жизнь этих мер каждый раз совершалась под давлением поражений и уступок отечественной территории. Если решительные меры для поднятия дисциплины на фронте последовали как результат Тарнопольского разгрома и утраты Галиции и Буковины, то нельзя допустить, чтобы порядок на железных дорогах был восстановлен ценою уступки противнику Молдавии и Бессарабии.

Я верю в гений русского народа, я верю в разум русского народа и я верю в спасение страны, – убеждал присутствующих Лавр Георгиевич. – Я верю в светлое будущее нашей Родины и я верю в то, что боеспособность нашей армии, ее былая слава будут восстановлены. Но я заявляю, что времени терять нельзя, что нельзя терять ни одной минуты. Нужны решимость и твердое, непреклонное проведение намеченных мер». Керенский делал вид, что доволен речью Корнилова, но и он, и генерал скрывали свои истинные чувства. Керенский опасался того, что Корнилов на волне популярности тут же организует против него военный заговор. А Корнилов, не успевший договориться с поддерживающими его партиями и движениями, боялся получить отставку. Словом, борьба двух кандидатов в диктаторы началась.

Государственное совещание, закрывшееся в ночь на 18 августа, не решило главных проблем страны и армии. Последняя перестала быть решающей силой, и в сложившемся состоянии вряд ли поддержала бы выступление против Временного правительства. Высший командный состав, хотя и был недоволен Керенским и желал его отставки, все же больше думал о своем благополучии и не хотел рисковать. Да и сказочно быстрое возвышение Корнилова породило зависть. Проявилось немало тайных недоброжелателей. Большая же часть обер– и штаб-офицеров сочувствовала программе Корнилова и готова была пойти за ним, но не имела прежней власти над солдатами. Солдаты, получив после Февральской революции определенные свободы, не желали снова попасть в ежовые рукавицы к очередному правителю. В результате складывалась «патовая» ситуация, переломить которую могли только исключительные меры. Об этом Лавр Георгиевич думал все чаще.