Легендо

Ноги Теллы все еще были ватными, но она уже могла стоять. Скарлетт обняла ее, и она с готовностью прильнула к старшей сестре. Воздух в саду оставался теплым, но температура постепенно падала. На заброшенных статуях образовался иней, ночные мотыльки исчезли.

– Мы можем вернуться во дворец? – пробормотала Телла.

– Конечно, – отозвалась Скарлетт.

– Тебе помочь? – спросил Хулиан.

Скарлетт быстро покачала головой, и они обменялись молчаливым взглядом, стоившим многих слов. Хулиан быстро поцеловал ее в щеку, а затем снова повернулся к Телле. В его янтарных глазах светилось что-то похожее на сочувствие.

– Мне очень жаль, – проговорил он. Имени он не назвал, но и так было понятно, что он имеет в виду Легендо. – Пока длится игра, он может сделать кого-то центром своего мира, но как только она заканчивается, всегда уходит и никогда не оглядывается.

Телла чувствовала, что Хулиан пытается помочь ей, но от его слов стало только хуже.

– Не важно, – сказала она. – Я рада, что Караваль завершился.

Хулиан задумчиво потер рукой шею, и Телла испугалась, что он собирается добавить что-то еще, от чего будет труднее отмахнуться без проявления эмоций. Она решила, что ему больше хотелось найти своего брата, чем продолжать разговор с ней. Хулиан, должно быть, понял, что все пошло не так, как планировалось, в тот момент, когда увидел Теллу в объятиях Джекса.

Не сказав больше ни слова, он вышел из сада и растворился в ночи.

Как только он ушел, Скарлетт снова повернулась к Телле. В ее глазах застыло множество вопросов. Телла не знала, собиралась ли сестра спросить об их матери, или об игре, или о том, из-за какого такого поступка Телла оказалась в столь плачевном состоянии.

Одно Телла знала наверняка: у нее нет сил ни ссориться, ни спорить, ни видеть разочарование на лице сестры. Скарлетт заслуживала ответов, но Телла не была готова рассказать всю свою историю. Она просто хотела, чтобы кто-нибудь утешил ее и позаботился о ней до наступления рассвета.

Скарлетт порывисто обняла ее.

– Когда поймешь, что готова поговорить, я обязательно тебя выслушаю.

– Я бы предпочла все забыть. – Телла обмякла, прижавшись к сестре. Она не намеревалась ничего говорить, но как только вымолвила первое признание, остальные вырвались сами собой: – Я совершила ошибку, Скар. Я никогда не хотела ни в кого влюбляться, но, как мне кажется, отдала свое сердце Легендо.

День Элантины

Глава 43

Нынешний День Элантины оказался самым неприметным за всю историю Меридианной империи. После недели Караваля, с его пылающими созвездиями и зреющим напряжением, все празднования по случаю дня рождения императрицы были отменены из-за того, что ее здоровье продолжало ухудшаться. Утром подданным сообщили о ее болезни, и потому вся Валенда пребывала в мрачном настроении. Даже солнце светило не так ярко; казалось, оно с удовольствием пряталось за облаками. Виден был лишь один его лучик, заглядывающий в комнату, где сидели сестры Донателла и Скарлетт Дранья.

Телла чувствовала себя так, словно попала в мир, в котором ее сокровенные мечты и ночные кошмары сплелись в единый клубок.

Мать множество раз являлась ей во снах, обычно тревожных и заканчивающихся одинаково: Палома снова и снова бросала дочь. Время от времени Телле снилось, что она возвращается. Эти видения походили друг на друга как две капли воды: она спит, а Палома подходит и будит ее нежным поцелуем в лоб. Тогда она открывала глаза и обнимала мать за шею, испытывая неописуемую радость.

Телле всегда казалось, что желание плакать идет рука об руку с потребностью смеяться, даря почти болезненное счастье, которое тяжело наваливалось на грудь, стесняя дыхание, затрудняя произношение слов. Теперь, когда ее мать вернулась, это чувство стало проявляться еще более отчетливо.

Палома лежала на кровати Скарлетт, умиротворенная, с бледными щеками, темными волосами и неестественно красными губами, похожая на сказочную Спящую Красавицу. Телла старалась не обращать внимания на слишком яркую окраску губ и кожи своей матери, напоминая себе, что в течение многих лет та томилась в плену карты и была не живой женщиной, а лишь изображением.

Отныне Палома свободна – благодаря младшей дочери. Одна эта победа должна была подарить Телле крылья, внушить желание парить по комнате, выпорхнуть из окна и кружить над стеклянным внутренним двором внизу. Но подобная мысль взбудоражила воспоминание о паре вытатуированных на спине крыльев, что неизбежно направило мысли к тому, о ком она не должна была думать. О Легендо.

Стоило ей произнести его имя, даже про себя, как кровь у нее в жилах вспыхнула.

Она понятия не имела, куда он отправился после того, как оставил ее на ступеньках перед Храмом Звезд, и даже не хотела об этом думать. Не желала вспоминать каждую встречу с ним, каждое слово, которое он ей сказал, каждый взгляд, которым одарил, каждый поцелуй, которым они насладились. Воспоминания причиняли боль: жгли глаза, легкие и горло. Особенно тяжело ей делалось всякий раз, как она воскрешала в памяти их последние мгновения вместе.