Читаем Легенды полностью

Легенды

Сначала Кара-Нингиль обрадовалась, когда увидела Байгыр-хана, пещеру, в которой жила с ним маленькою девочкой, Кузь-Тау с её развалиной на самой вершине и все те места, где бегала беззаботным ребёнком. На горах цветов не было, и это её радовало: нечему умирать при её появлении. Кузь-Тау стояла голою каменистою шапкой, и по ней едва лепились только чахлые кустики. Но потом в Кара-Нингиль сделалась опять такою задумчивой и совсем равнодушной. Она любила сидеть у огня и смотреть туда, далеко вниз, где разлеглась жёлтым ковром Голодная Степь, а потом припоминала те песни, которые когда-то пел ей Байгыр-хан.

Через два дня, когда лошади отдохнули, Джучи-Катэм сказал:

― Кара-Нингиль, пора ехать.

― Куда? ― удивилась Кара-Нингиль. ― Я останусь здесь с Байгыр-ханом, а ты уедешь с Ак-Бибэ...

У Джучи-Катэм опустились руки. Как он ни уговаривал, как ни упрашивал, как ни умолял Кара-Нингиль, она оставалась непреклонною.

― Мне здесь хорошо, ― повторяла она упрямо одно и то же.

― Царица, опомнись!

― Я уже опомнилась.

― Ведь, каждый час дорог... Если тебе не жаль себя, то пожалей меня с Ак-Бибэ.

― Оставьте меня одну, а сами спасайтесь...

Джучи-Катэм со слезами умолял Кара-Нингиль, но она была равнодушна и к слезам.

― А! так ты вот как поступаешь со мной? ― зарычал он на неё в страшной ярости, как раненый зверь. ― Тогда я свяжу тебя, как упрямую овцу, и увезу насильно!

― Вяжи, если твоя рука подымется на такое дело, но я живая не дамся.

― О, когда так, то я тебе сделаю самое страшное, Кара-Нингиль... Клянусь тебе моею седою бородой, что сделаю то, о чём ты и не думала.

― Что же ты сделаешь?

― Что я сделаю?.. Я останусь здесь с тобой и буду ждать и своей, и твоей смерти. Аланча-хан безжалостно убьёт обоих, но я постараюсь умереть раньше, чтобы ты видела мою смерть и казнилась... Ты этого сама хочешь, Кара-Нингиль!..

Теперь Кара-Нингиль со слезами умоляла Джучи-Катэм бежать, пока есть время, а её оставить здесь, но Джучи-Катэм оставался непреклонным, как скала.

Прошёл день, прошёл другой, а Кара-Нингиль оставалась совсем равнодушною к увеличивавшейся опасности. Ей было только жаль Ак-Бибэ, которая старалась плакать потихоньку от всех, ― ведь, Ак-Бибэ была ещё так молода и ей так хотелось жить.

Джучи-Катэм казался спокойным, но часто припадал ухом к земле и слушал, ― чуткое ухо батыря слышало дальше волчьего.

― Погоня...

Кара-Нингиль даже не оглянулась.

― Кара-Нингиль, погоня! ― повторил он.

Она оставалась неподвижною.

― Царица, погоня! ― ещё раз повторил он, и Кара-Нингиль рассмеялась.

Ак-Бибэ громко плакала и рвала на себе волосы в отчаянии.

― Если мы уйдём сейчас, то нас не нагонят, ― уговаривал Джучи-Катэм. ― У них лошади устали, а у нас свежие... Через день мы будем вне всякой опасности.

Не успел Джучи-Катэм договорить последнего слова, как в горах показались уже всадники. Их было много, и они спускались с горы в долину. Джучи-Катэм осмотрел свою саблю, копьё, лук со стрелами и сказал:

― Смерть близко...

Тогда на Кара-Нингиль напал страх: ведь её могут живую взять в плен и привести в Зелёный Город жалкою невольницей.

― Джучи-Катэм, убей меня, ― молила она. ― Лучше смерть, чем позор взятой в плен царицы...

Теперь засмеялся Джучи-Катэм: бежать было поздно.

Погоня была уже близко, так что можно было рассмотреть высокие бараньи шапки наездников, длинные пики с развевавшимися на них конскими хвостами и блеск оружия, ― это была старая ханская стража, первой изменившая Кара-Нингиль. Прищурил глаза Джучи-Катэм и узнал Аланча-хана, который ехал в средине стражи на белом аргамаке.

― Я не хочу здесь умирать... ― заявила твёрдо Кара-Нингиль. ― Давай лошадей и едем на Кузь-Тау. Там есть отличная защита.

Джучи-Катэм повиновался. Со страха Ак-Бибэ лишилась чувств, но Джучи-Катэм перекинул её поперёк седла и повёз с собой. Кара-Нингиль уговорила ехать с ними и Байгыр-хана, который сначала не хотел оставлять своей пещеры. Когда ханская стража подъезжала к этой пещере, три лошади, как кошки, карабкались на страшную кручу Кузь-Тау, Даже издали было страшно смотреть на них, и сердце сжалось у самых храбрых.

Когда беглецы взобрались, наконец, на самую вершину, Джучи-Катэм поставил на стену старой башни свою пику с конским хвостом и, махая шапкой, крикнул вниз Аланча-хану:

― Эй, вы, трусы, кто желает оставить здесь свою глупую голову?.. А тебе, Аланча-хан, я отрежу уши, как мальчишке, только покажи свой нос сюда!

Байгыр-хан смотрел под гору в другую сторону, где растилась Голодная Степь, и припоминал, как он бился на Кузь-Тау ещё с Узун-ханом.