— Как скажете, миледи, — вежливо пробормотала госпожа Надзима, хотя неосмотрительно брошенный на Морейн взгляд светлых глаз выдал ее мысли. Эта чужестранка — глупое дитя. Скромный голубой камень кесайры, на тонкой цепочке висевший на лбу Морейн, и ее темно-зеленое платье всего с шестью цветными полосами на груди — хотя по титулу она вправе носить гораздо больше их число — заставили госпожу Надзиму считать ее обыкновенной кайриэнкой благородного происхождения, одной из многих, кого айильцы, разорившие Кайриэн, вынудили покинуть родной кров. Особа пусть и знатная, но из какого-то захудалого Дома, носящая имя Элис, а вовсе не Морейн, вызывала сочувствие — ведь она скорбит по своему королю, убитому дикими айильцами. Придерживаться этой выдумки труда не составляло, хотя о дяде Морейн ни капельки не горевала.
Вероятно, почувствовав, что чем-то выдала свое отношение к чужестранке, госпожа Надзима вновь зачастила:
— Просто Джосефу всегда так везло, миледи. Все об этом твердили. Дескать, если Джосеф Надзима свалится в яму, то на дне уж точно опалы найдет. Когда он по призыву леди Карейл отправился сражаться с айильцами, я очень тревожилась, но он ни царапинки не получил. Лагерной лихоманкой не захворали ни дети, ни мы с ним. Без труда он добился расположения леди Карейл. Тогда казалось, будто сам Свет осиял нас. Благополучно родился Джерид, война кончилась, все шло хорошо, а когда мы вернулись в Канлуум, миледи за верную службу наградила Джосефа, подарила ему конюшню, и... и... — Она с трудом сдержала рыдания. Колар заплакала, и мать крепче прижала ее к себе, шепотом утешая девочку.
Морейн встала. Опять все снова. Здесь ей больше нечего делать. Джуринэ тоже встала — не самая высокая женщина,
но все же выше Морейн почти на ладонь. И обе девочки могли бы, не поднимая головы, смотреть Морейн в глаза. Покинув родной Кайриэн, Морейн уже свыклась с подобным обстоятельством. Заставив себя не торопиться, она тихо проговорила слова соболезнования и, пока девочки ходили за ее перчатками и подбитым мехом плащом, попыталась сунуть в руки госпожи Надзимы замшевый кошель. Маленький кошелек. За наличными деньгами нужно обращаться к банкирам, а это — явный след. Дело не в том, что после набега айильцев еще несколько лет доходы с ее поместий будут не слишком-то велики. И не в том, что кто-то ищет ее. Тем не менее следов лучше не оставлять — если ее раскроют, хорошего в этом будет мало.
Гордо выпрямившись, кандорка отказалась от кошелька, и Морейн рассердилась. Впрочем, Морейн понимала, в чем причина ее гнева. Она сама знала, что такое гордость, и, кроме того, леди Карейл позаботилась о верных ей людях. Настоящей причиной гнева Морейн было ее собственное желание поскорее уйти. В одночасье, в огне пожара, Джуринэ Надзима потеряла мужа и троих сыновей, но ее Джерид родился милях в двадцати от нужного места. Поиски продолжаются. Морейн не нравилось, что из-за смерти ребенка она испытывает чувство облегчения. Но это было именно так.
Выйдя за порог, под серое небо, Морейн закуталась в плащ. Она давно научилась простому приему, позволявшему не замечать холода, но всякий, кому вздумается расхаживать по улицам Канлуума в плаще нараспашку, непременно окажется в центре внимания. Во всяком случае, любой чужестранец, если это не явно Айз Седай. Кроме того, не позволить себе мерзнуть еще не значит забыть о холоде. А местный люд говорит «снова пришла весна», и без тени насмешки!
Хотя по крышам стелился пронизывающий до костей ветер, на изгибавшихся дугой улицах было полно народу, и Морейн с трудом пробиралась в сутолоке людей, повозок, фургонов. Будто весь мир собрался в Канлууме. Торопливо промолвив извинение, мимо протолкнулся тарабонец с густыми усами, темнокожая уроженка Алтары покосилась на Морейн, потом встретился иллианец — с бородкой, но с выбритой верхней губой. Можно сказать, красавчик, и не слишком высок.
В другой день, в другом городе она с удовольствием поглазела бы на этого парня. Сейчас же она едва заметила его. Сейчас ее больше волновали женщины — Морейн кидала на них настороженные взгляды, особенно на тех, кто был хорошо одет — в шелк или тонкую шерсть. Плохо, что тут столько женщин в вуалях. Дважды в толпе она замечала уверенно шагавших Айз Седай — ни ту, ни другую Морейн прежде не встречала. Ни одна не взглянула в сторону Морейн, но она, пригнув голову, держалась противоположной стороны улицы. Надо было бы надеть вуаль. Мимо прошла коренастая женщина, черты ее лица скрадывали кружева. Да в такой вуали и с десяти шагов саму Сайрин Вайю не узнаешь!
При этой мысли, сколь бы нелепой она ни казалась, Морейн вздрогнула. Если новая Амерлин пронюхает, что у нее на уме... Влезть в тайные планы, непрошенно и втихомолку, — такое безнаказанным не останется. И не важно, что Амерлин, начавшая их осуществлять, умерла во сне, а ныне на Престоле Амерлин восседает другая. Самое меньшее — Морейн сошлют в уединение на какую-нибудь ферму до тех пор, пока поиски не будут завершены.