Чего неясного. Страна на пороге диктатуры силовых ведомств. С добрым утром. Встает солнце Ватерлоо. Зайчики по стене побежали. (Скоро и мы… как зайчики…)
- Сороковые, роковые… - бормочет Гайдар. - Вот у женщин есть хорошая традиция - сорокалетие вообще не отмечать. На всякий случай. Чтоб легче проскочить. Нехорошая цифра…
- Садись, пиши мне речь.
- Ты и сам неплохо выражаешься.
- Сейчас прямо с утра дедушку на абордаж брать буду. Пока тепленький. Чтоб лишнего не нарезать, понимаешь!… И не упустить ничего. Давай! Погоди, я прикажу пиджак тебе чистый найти.
Гайдар меняет сорочку, стильно подвертывает рукава очередного пиджака и капает кровью на клавиатуру компьютера. В ухе до черта сосудов, кровь бывает трудно остановить.
- Во-во, кровью пиши, - хмуро наставляет Чубайс.
Гайдар выбивает из компьютера текст с выразительной экспрессией деда Гайдара и тестя Стругацкого. О неизбежной анархии. О шоке в Америке и полном пресечении денежных потоков. О торжестве коммунистов в ореоле мучеников и святых борцов за справедливость. А главное - о предательстве и коварстве гнусного триумвирата Коржаков-Барсуков-Сосковец, которые измыслили план: отстранить всеми любимого и незаменимого президента от власти и узурпировать ее, причем грязными руками. А Чубайс заглядывает через плечо и подпрыгивает у телефонов.
В десять утра Чубайс сует в карман этот шедевр в жанре антиутопии и со свистом мчит в Кремль. В пол-одиннадцатого он раскаляется в приемной у бело-золотых царских врат. Брызжет ядреным соком.
Дедушки нет! Зато подтягиваются к краю пропасти олигархи. Полощут воздух комментариями и жестикулируют. Минералкой давятся. Березовский не ест бутерброды.
В одиннадцать Гарант Конституции почтил похмельной особой. Тяжело и недобро смотрит на окружающий мир. Угромождается за стол.
И Чубайса вносит к нему сквозь дверь, как булыжник из катапульты.
- Борис Николаевич!! - хватает он быка за похмельные рога. - Зачем ВЫ отрекаетесь от власти?!
Если слушать Чубайса с закрытыми глазами, возникает черная кожанка и маузер. Так оглашает приговор председатель чекистского трибунала, а за его спиной выстроился расстрельный взвод. Это производит заметное впечатление на подчиненных и оппонентов.
Но если бы в подвале Ипатьевского дома сидел не Николай, а Ельцин, хрен бы они этого царя расстреляли. Он бы их сам выгнал и перешлепал.
- Кто-о - отрека-ается от вла-асти? - пускает он через стол медленный бас, низкий и угрожающий, как танк.
- А вы думаете, они ее вам о-с-т-а-в-я-т? - давит Чубайс, все больше багровея от волнения. По такому признаку Цезарь когда-то отбирал легионеров.
У Ельцина поднимается давление. Ему хочется опохмелиться. Он сжимает над столом трехпалый кулак. Опасный признак: плохо владеет собой.
- Это элементарный расчет на узурпацию власти, - гонит текст Чубайс.
- Мы-ьт - не мо-ожем - выи-играть - вы-ы-боры, - вразумительно гудит президент.
- К черту первоапрельские ужастики!! Мы - можем - все!! - срывается Чубайс и хватается за спасительную бумажку. - Пять минут! Пять минут!
И декламирует отчаянно и бешено, как Троцкий в восемнадцатое году, провозглашая Отечество в опасности!
Через пять минут Ельцин впадает в каменную задумчивость. И отрицательно мотает башкой.
- Реше-ение - принято. - (Грох по столу!) И тут - телефон!!! -
- Борис Николаевич, простите, Белый Дом на проводе. С вами хочет говорить Билл Клинтон.
Достал его Пикеринг.
Заметьте, в Вашингтоне четвертый час ночи. В этот час принимаются роковые решения. Можно представить себе человека, которого будят в три ночи и говорят, что вот сейчас он может решить судьбу России. Такой человек бывает возбужден, резок, даже неадекватен, и спросонок может пообещать что угодно.
Мы не располагаем точной информацией о том, что именно сказал Клинтон Ельцину в ту незабываемую ночь. Но в той речи было много пряников и длинный кнут. В ней сладко пел саксофон, звенели золотые динары и вздымалась большая дубинка Дяди Сэма.
В течение пятнадцати минут Ельцин чернел, расцветал, держался за печень и сжимал кулак. Положив трубку, он засопел, зарозовел, раздулся и начал угрожающе пыхтеть, как котел перед взрывом.
- А! Только хуже будет, - наконец протянул он и жестом отослал Чубайса.
Пузырясь и брызжа, Чубайс вырвался в приемную, пнул дверь и дал отмашку олигархам. Буржуины двинулись зло и отрешенно, как офицеры-заговорщики бить императора Павла.
Краткая беседа носила конструктивный характер. Рынок подмял политику и одарил актом любви насильственно. Литературно-хоровой монтаж красочно развернул тему Пушкина: «Все куплю! - сказало злато».
- Мы располагаем фактически неограниченными средствами для проведения предвыборной кампании, - сказал Потанин, давая ясно понять в том смысле, что «наши деньги - ваши деньги».
- Мы контролируем практически сто процентов средств массовой информации, - заверил Гусинский.
- Мы за неделю разработаем предвыборные технологии, которым ничего нельзя будет противопоставить, - сообщил Березовский.