Легенды Арбата (сборник)

Телефон – средство связи, рыба – четыре бочки на палубе, пункт назначения – президент Российской Федерации Борис Николаевич Ельцин, источник и организатор всех наших побед и имущества – администрация президента.

– Осознал наконец, мудлон?!

– Усраться и не жить, – впечатлился капитан.

Слава богу, оставалось всего полста километров. Через час с ревом примчался катер охраны, разваливая реку на две стоячие белые волны. На него перегрузили три бочки, и он осел под планширь. Перекрестились, спустили четвертую, и он тихо затонул.

Старший на катере зарыдал в голос. Отхлестали и отпоили.

К счастью, катер лег на мель, на которую баржа к несчастью села. По грудь в воде, мать твою раз-два взяли! подняли бочки. Воду откачали. Мотор высушили. И с тремя бочками пошли вниз на всей разумной скорости.

– Тихо-тихо, не спеша, едет крыша чуть шурша… – пришептывал старший, молясь матерно.

И вот только здесь начинается история собственно о рыбалке.

Осталось только назначенную местность опрыскать невыразимым парфюмом от комаров и гнуса.

Ельцин и Хасимото вылезают из вертолета. С удовольствием вдыхают таежный воздух. Смотрят вдаль фотогенично. Говорят друг другу, какие чудесные места в российской Сибири. Направляются к берегу, где для них уже держат наготове спиннинги. По дороге натыкаются на какой-то неогибаемый фуршетный столик.

– Ну, чтоб ловилась, – гудит Ельцин и начинает нагибать японца.

А на костерке уже булькает котелок. А в кустах невидимо отдается команда.

Услышав в трубку эту команду, на катере за утесом приступают. Выбивают из бочки днище и споро вываливают в реку бочку черной икры.

И смотрят тупо – осознают. Не верят – переглядываются. Течение унесло и растворило – как не было.

– Может, это рыба была такая… икряная?..

– А по дороге лопнула… и икра…

– Ну ладно… – а где же сама рыба?..

Ладонью снимают со стенок – на закуску. Старший бьется в падучей и мечет хлопья:

– Кто!!! Кто!!! Как??? Как??? Мудак!!! Мудак!!!

А из трубки:

– Пошла?

– Пошла, – отвечают, осторожно вскрывают вторую бочку и переводят дух с облегчением.

А Ельцин и Хасимото, соблюдя национальный ритуал по разгонной и по заздравной, суют ноги в рыбацкие ботфорты, по-мушкетерски взмахивают бамбуковыми хлыстами и закидывают снасти. И с непередаваемой внимательностью рыболовов, этим радостным и требовательным ожиданием чуда, – следят.

Старик и море. Два капитана. Чудо не чудо, но на лицах начинает появляться выражение.

Следить есть за чем. По реке таки да плывет рыба. Довольно быстро, в соответствии с течением. Но плывет как-то нехарактерно. Можно сказать, вызывающе плывет. Во-первых, поверху. Во-вторых, не только головой вперед, но в вольных позах: и боком, и даже задним ходом, по-рачьи хвостом вперед. В-третьих, белеет обращенными кверху брюхами, как на курорте. Отчего ее особенно хорошо заметно.

Уснула рыба. Баиньки. Сдохла. Пока в самолете, пока в вертолете, пока на барже, пока на катере, – русский экстрим крокодила доконает. Да и бочки были щедро запрессованы, придавая обитателям компактную, но трудную для жизни квадратную форму. Такого путешествия никакой Пржевальский не вынесет. И плывет теперь рыба исключительно повинуясь закону Архимеда.

А что, когда вываливали ее из бочек в реку – не видели? Видели. Безвыходность оглушала. Ужасались и истерически хихикали. А что делать.

Лицо Ельцина искажается мучительным умственным усилием. Соображает он плохо, но видит хорошо. У него нормальная старческая дальнозоркость. И в его мозгу содрогается монтажная работа по соединению увиденного с подобающим. И неодобрительная растерянность кристаллизуется в облик крупного кровососущего зверя. Свита ссыхается, пятясь.

У Хасимото же дело обстоит как раз наоборот. Ему трудно разглядеть собственный ай-кью, но не потому что он микроцефал, а потому что минус до хрена на каждый умный глаз. Он воспринимает живописную природу сквозь толстые выпукло-вогнутые очки. По причине недостатка животных жиров в рационе японцы долго живут и плохо видят. Меньше огорчаются.

Тем временем стиль плавания рыбы никак не сказывается на ее аппетите. Дохлая не дохлая, она исправно делает то, что от нее и требуется – она клюет! Причем сильно так, бодро клюет. И не сопротивляется при вытаскивании. Эх, зеленая, сама пойдем, подернем-подернем – да ухнем! И являет во-от такой размер и умильную упитанность.

Эта оголодавшая падаль клюет всеми местами! Ельцинский карп схавал крючок спинным плавником. А хасимотовская форель подбежала и ударилась об острие животом.

Увеличенные линзами глаза Хасимото делаются как марсианские летающие блюдца.

Тонко поет одинокий неприкаянный комар…

Назревает тихий и ехидный международный конфуз. Уже проступают в небе роковые буквы – издевательские заголовки желтых газетенок.

И тут мимикрирующий под рыбака-ассистента охранник находит и осуществляет изящное решение. Перехватывая вздетую из воды рыбину и активно дрыгая под ней сачком, он легким ювелирным движением фехтовальщика смахивает этим сачком с японца очки. Тот даже почувствовать ничего не успел, только хрупкий шепот послышался – это стекла об камень брызнули.