Утром 1 сентября на всех киевских стенах можно было прочесть приказ Н. Э. Бредова, извещавший о том, что Киев отныне и навсегда возвращается в состав великой и неделимой России. Сложнейшая задача, поставленная перед военачальником, была полностью выполнена. В итоге избранной Николаем Эмильевичем тактики красные ушли из Киева сами, отступив перед превосходящими силами украинцев и галичан, а этих «конкурентов» белые вытеснили из города в течение дня благодаря дипломатическому таланту Бредова. В сущности, освобождение Киева в конце августа 1919 года может по праву считаться наиболее блестящей операцией по овладению крупным населенным пунктом за всю историю Белого дела на Юге России — осуществленной минимальными силами и с минимумом жертв. (Из четырех других российских городов, чье население к 1919 году превышало 200 тысяч человек, Белая армия заняла также Одессу и Харьков, однако эти военные операции сопровождались достаточно серьезными боями и, соответственно, потерями.)
Современный украинский историк С. В. Машкевич так оценивает итоги двух судьбоносных для Киева дней: «Белогвардейцы в Киеве в нужные моменты проявили твердость и решимость. Находясь в явном меньшинстве, они не колебались, не стесняли себя джентльменскими нормами, когда нужно было разоружать противника, и твердо отстояли свою линию на переговорах. Украинцы же, во-первых, не имели продуманной стратегии поведения по отношению к белогвардейцам (приказ „занимать“, но не „стрелять“ попросту сгубил их); во-вторых, страдали от разногласий в собственном лагере (между галичанами и надднепрянцами); в-третьих, по крайней мере, в самом Киеве не пользовались поддержкой местного населения»[357]
.Существуют, впрочем, и другие оценки действий Н. Э. Бредова в качестве дипломата — мол, занятая им позиция была не просто «твердой и решительной», а чрезмерно жесткой, что помешало создать союз между добровольцами и украинцами. Об этом писал бывший министр исповеданий у Скоропадского В. В. Зеньковский: «Соглашение, которое так легко было достигнуть в это время (украинцы, дорожа тем, чтобы хотя бы „символически“, но без власти, остаться в Киеве, пошли бы на самые принципиальные уступки), достигнуто не было — так была совершена грубейшая трагическая ошибка. По существу, самое соглашение, которое неизбежно должно было покоиться на унижении украинцев (ибо оставить Киев в руках украинцев — чего они добивались, обещая в дальнейшем доброжелательный нейтралитет, — действительно было невозможно для „добровольцев“ ввиду огромного стратегического значения Киева как крупного железнодорожного узла), но его нужно было бы добиться, чтобы иметь непосредственное соприкосновение с украинцами именно в Киеве. Для этого нужно было создать и максимально удерживать какую-нибудь „паритетную“ комиссию, не владея вполне Киевом и не отдавая его всецело украинцам. Такое положение продолжилось бы не более нескольких месяцев — одна или другая сторона должна была бы уйти. А между тем за это время можно было бы добиться нового соглашения с Петлюрой, быть может заключить даже серьезный союз. <…> Но в ставке Деникина уже был провозглашен лозунг „Единой Неделимой России“ — лозунг верный, но демагогически направленный против украинцев — говорю демагогически, потому что не все украинские группы к тому времени стояли так решительно за „самостийность“»[358]
. В этой обширной цитате мемуарист сам же и отвечает на вопрос, возможно или невозможно было соглашение добровольцев с украинцами: несомненно, что Н. Э. Бредов получил четкие инструкции от А. И. Деникина и вел переговоры с А. Краусом исходя исключительно из идеи «единой, великой и неделимой России».Тем не менее надежда на то, что украинцев удастся «сломать», какое-то время еще не покидала добровольческое командование. В отличие от переговоров Бредова с Краусом значительно меньше известен факт переговоров комбрига 7-й дивизии генерал-майора П. П. Непенина с упоминавшимся выше М. В. Омельяновичем-Павленко, состоявшихся 26 сентября на станции Пост-Волынский. Озвученные Непениным требования Бредова оставались прежними: украинцы должны или разоружиться и разойтись, или войти в структуру ВСЮР; переговоры быстро зашли в тупик. А идея союза с Галицкой армией, ставшая реальностью в ноябре 1919 года, оказалась в итоге мертворожденной — армия (переименованная в Украинскую Галицкую) была практически небоеспособной из-за эпидемии тифа, а в начале 1920-х годов под названием Червоной Украинской Галицкой перешла на сторону РККА.