Легенды Дерини

— Не знаю. Это грот, и иногда люди проводят здесь часы. Наверное, в этом все дело. Я-то точно сюда прихожу так часто, как только могу. — У входа, под небольшим навесом, в железное кольцо был вставлен негорящий факел. Привстав на цыпочки, Стевана потянулась и вытащила его. — Это мой предок, первый герцог Корвинский, здесь все обустроил, — продолжила она, очищая факел от грязи и паутины. — Здесь никого не было всю зиму, поэтому сейчас так сыро, и полно опавшей листвы, но все равно очень красиво. А летом здесь самое чудесное место, чтобы прийти и посидеть в холодке… и чтобы никто тебя не нашел и не заставил делать уроки.

— А я люблю делать уроки, — с легким вызовом возразила Джессами. Она тотчас попятилась и встревоженно заозиралась по сторонам, когда факел внезапно вспыхнул в руках Стеваны.

— О, нет! Это нельзя делать там, где чужие могут увидеть!

— Здесь можно, — слегка озадаченная, возразила Стевана. — Но за стенами замка я бы, разумеется, воздержалась, — добавила она.

— Все равно опасно, — прошептала Джессами, хотя и постаралась заглянуть Стеване через плечо, когда та со скрипом отворила калитку.

— Если честно, то я тоже люблю делать уроки, — продолжила Стевана. — Только не всегда. Особенно в чудные теплые летние вечера… Иногда мне просто хочется побыть одной, там, где никто не сможет меня найти. Пойдем.

С этими словами она повела гостью внутрь, держа факел перед собой на вытянутой руке. Внутри было сыро, пахло плесенью и застоявшейся водой. Потолок оказался низким и неровным, — каким он и должен быть в пещере. В стене напротив входа было проделано небольшое окошко, закрытое металлической решеткой, — и свет неожиданно так ослепил Джессами, что она едва не упала, споткнувшись о низкую скамью из черного камня, установленную прямо посреди грота.

— Осторожно… — воскликнула Стевана с запозданием, хотя и удержала свою спутницу от падения. — Здесь можно присесть, когда хочешь навестить герцога Доминика. Его могила, там, под окном, у стены. Все черное, поэтому ничего не разглядеть. Это он был первым герцогом Корвинским. Мой дед — его прямой потомок.

— По-моему, я слышала о нем, — заявила Джессами, — он ведь был кем-то вроде короля?

— Ну, в общем-то, да, — кивнула Стевана. — Но это было очень давно. Они с отцом пришли сюда с Фестилом Первым, в 822 году. Его отцом был Бьюэн, младший сын герцога Жуйского…

— Бьюэн? — перебила Джессами. — Тогда, выходит, мы с тобой дальняя родня! Мой отец не любит использовать это имя, но он также из рода Бьюэнов Жуйских; а его отец — герцог Ренье, но… каким образом твой предок Бьюэн породнился с королями?

— По-моему, его мать приходилась кузиной королю Фестилу, поэтому и он, и его дети носили родовое имя Бьюэн Фурстанов… а всем известно, что Фурстаны — это королевский род.

— Мне доводилось встречаться с Фурстанами, — заметила Джессами. — Они… — голос ее прервался, она оглянулась через плечо, а затем вновь воззрилась на Стевану, явно сомневаясь, стоит ли в открытую говорить о подобных вещах. — Они опытные Дерини. Ничего удивительного, что папа пожелал посовещаться с твоим дедушкой.

Стевана пожала плечами.

— Да, наверное… Но кровь Фурстанов сильно разбавлена в нашем семействе. Впрочем, по-моему, Корвины всегда брали в супруги только Дерини. Мне известно, что сын Доминика женился на девушке из семейства Мак-Рори… Так что, полагаю, теперь можно сказать, что мы в родстве и с самим святым Камбером. — Она помолчала. — Хочешь увидеть его портрет?

— Чей? Сына Доминика?

— Нет. Святого Камбера.

Она обернулась к левой стене, поднося факел к мозаике, как вдруг услышала за спиной возглас Джессами:

— У тебя есть изображение святого Камбера?

— Да. Здесь мы в безопасности, и об этом можно говорить, — откликнулась Стевана, хотя пока и не стала дальше освещать факелом стену. — Ты ведь Дерини, иначе я бы ничего не сказала. Можешь мне поверить, сюда никто не приходит, кроме членов семьи, — а ты как-никак тоже наша родственница. Так ты хочешь взглянуть, или нет?

— Конечно!

Без промедления Стевана вновь повернулась к стене и подняла факел. На сей раз она ушла вглубь грота, и на стенах в отблесках огня постепенно начали проступать исполненные в человеческий рост мозаичные фигуры, сходившиеся к возвышавшемуся в дальнем конце грота надгробию Доминика.

Свет факела отблескивал на золотистых осколках, специально вделанных среди обычной смальты, дабы выделить нимбы и короны, а также золотую трубу святого Гавриила, архангела, несущего Благую Весть. Близ святого Гавриила располагался архангел Уриил, порой служивший Ангелом Смерти.