Легенды Дерини

— Это моя земля, — заявил Фалькенберг. — Я не допущу их сюда. Боже правый, откуда мне знать, что будет дальше? Не обязательно быть Дерини, чтобы заметить пропажу отряда из двухсот воинов.

— Но какое-то время для передышки у нас все же есть, — возразил Аврелиан. — Венцит с Лайонеллом вели войны на востоке, и Морган с королем Халдейном унаследуют эту головную боль. У Моргана будет хлопот полон рот: нужно восстанавливать свое герцогство, изображать вице-короля, да еще стараться держать р'кассанцев подальше от морских торговых путей. Державные приемы и казни в Марли, Торенте и в Арьеноле, размещение гарнизонов на завоеванной территории… Они до самого конца лета не смогут позволить себе собрать полное войско, а после Ренгарта едва ли получат людей из Кассана и Кирни. Думаю, время есть.

— Да, какое-то время, — подтвердил Майкл Гордон. — А потом начнется война с Халдейнами. Со всем Гвиннедом.

Фалькенберг нахмурил брови, глядя на него.

— Брэн Корис был ведь и твоим другом тоже. Как нам следовало поступить? Подъехать и вежливо попросить убраться прочь с нашей земли? Ты же вольный владетель, кузен. Хочешь, чтобы короли приезжали сюда охотиться, как в свои личные угодья? Майкл, мы как-никак с тобой родня… Не верю, чтобы сегодня ты не насладился сполна!

Аврелиан подъехал ближе к Фалькенбергу.

— Но ведь они узнают твое имя, можешь не сомневаться. Едва ли они позабудут о существовании Кэйр Керилла. Ты писал Брэну и Лайонелу, чтобы предложить им убежище, а значит, помогал врагам Келсона Халдейна. Этого им будет достаточно.

— Стало быть, вновь приграничная стычка. — Он взглянул на тела, уже едва видневшиеся в подступающих сумерках. — Как всегда, дело в одних лишь картах, и в моих суверенных правах. Верите?

— Нет. — Аврелиан покачал головой. — Не верю ни единому слову. Да и никто другой не поверит.

— Твоя взяла. Хорошо, я намеренно отправил вчера в горы Юсуфа и Бреннана. Я знал, что они непременно найдут повод ввязаться в драку, а сегодня… ничего не может быть прекраснее, мой друг… задумать засаду, осуществить ее, а затем пойти своей дорогой, оставив позади мертвецов. Ничего. Морган и Келсон Халдейн посмотрят на свои карты, и это превратится всего лишь в приграничную стычку. Пройдет год, и они даже не вспомнят о Кариссе. Она останется лишь полузабытой помехой, приключением, пережитым на славном пути к Ллиндрут Медоуз и Великому Гвиннеду. Их челядь очистит Сендаль, и больше никто и не вспомнит о ней… — Он тряхнул головой. — Я окончательно перестал понимать, ради чего мы все это творим.

— Морган никогда даже не слышал твоего имени, — сказал Аврелиан. — Равно как и Келсон Халдейн. Совет делает вид, будто ты — ничтожный отступник, не стоящий упоминания. Халдейны вернутся сюда… и неважно, по какой причине. Те, другие, хотят притвориться, будто тебя вообще нет на свете. Я родом с Востока… и вижу в этом некую особую поэзию, — отправиться в бой, чтобы дать всем им понять: кто и почему. Подумай об этом: после Падения, крепок ли был сон Бога — со всеми воспоминаниями? Некогда Люцифер стоял перед ним, заведомо зная, что произойдет, и все же сказал: Non serviam.

Фалькенберг засмеялся. Он поднял взор на свой штандарт: черный ястреб, распростерший крылья на золотом поле, несущий в когтях четырехзвенную цепь, первое и последнее кольцо которой разомкнуты. Геральдика конца света, — так называл это Лайонел. Освобожденный Ястреб.

— Стало быть, за изгоев? За одиночек?

— А ты хочешь, чтобы они думали, будто это все лишь поучительное представление?.. Пьеса-моралите про то, каково быть Дерини, и в чем суть королевской власти? — парировал Аврелиан.

Фалькенберг прикрыл глаза.

— Она умерла, пытаясь стать королевой. Она не была просто приключением на пути Господа в Его рай, Келсона на престол, или людей и Дерини к примирению. Боже, как я устал от нравственности!

Он окинул взором Аврелиана и Майкла Гордона.

— Сложите их головы на входе в ущелье. До осени мы уедем в эмираты, в Аламут, а затем — за изгнанников! Сыграем в призраков на праздничном пиру. — Он поймал взгляд Аврелиана. — Мне ведь все равно больше нечем заняться, не так ли?

Его помощник покачал головой.

— О, да. И ты должен стать таким, каким я всегда хотел видеть тебя.

Кариад. Фалькенберг развернул лошадь и рысью поскакал по равнине. На будущий год, весной трава пробьется сквозь остовы гвиннедских боевых лошадей.

Карисса. Он был Дерини, и это означало… что же это означало, на самом деле?.. Что он наделен силой и способен заставить их всех понять, что дело лишь в Возможности и Необходимости, и мир не сводится к. Морали и Высшему Смыслу. Он не мог добиться желаемого отмщения. В этом году Корот и Ремут не сгорят до кругов черной травы…

Но он не позволит им сделать ее частью своего мифа. Хотя бы от этого ему под силу уберечь ее. В двадцать шесть лет она была стройной, светловолосой, нежной и восхитительной. Она была единственной, кого он когда-либо любил; той, кому он писал стихи.