Легенды и мифы мировой истории

За помощь отцу в тала единственный (а потому драгоценный!) тринадцатилетний наследник кастильских королей был посвящен отцом в рыцари. С рыцарями орденов Сантьяго и Калатрава они превратили всю vega [153] вокруг Гранады в выжженную землю, на которой ничего не будет расти годами. Фердинанд невольно вспомнил, как это происходило. Дым ел глаза. Латы раскалялись. В огне, словно старухи-ведьмы, корчились столетние дуплистые оливы. Он залюбовался тогда сыном в маленьких латах. Но мальчик был слишком бледен. Фердинанд принял это за волнение от участия в такой серьезной операции. Бледность сына не прошла и на следующий день. Фердинанд ничего не сказал об этом Изабелле – она с ума сошла бы от беспокойства. Но с тех пор было решено, что мальчику лучше пребывать в Севильском Альказаре, под опекой придворных и учителей, подальше от лагеря. Там же сейчас находились и две младшие дочери их католических величеств – Мария и Катарина.

– Это правда, что ваше величество решили взять Гранаду без применения пушек? – обратился к Фердинанду Антонио Миллан.

Изабелла внезапно встала из-за стола. Все следили за ней изумленно.

Королева подошла к входному пологу шатра и сильным движением раздернула его.

Июльское солнце ударило в ее латы, ослепило людей за столом. По шатру запрыгали солнечные зайчики. Потом глаза привыкли к яркому свету, и все поразились открывшемуся изумительному виду: закатные лучи окрашивали словно парящие в небе на фоне снегов Сьерра-Невады зубчатые башни сказочного города на вершине холма, окруженные свечами кипарисов и опахалами пальм.

– Альхамбра, – громко произнесла Изабелла. Правильно, по-арабски произнесла. Альхамбра – «Красный замок». – Вы хотите, чтобы король Арагона выкатил lombardos [154]  против этой гармонии ? Ни я… – Она запнулась, взглянув на мужа. – Ни мы, ни гранадский эмир Боабдиль не хотим разрушения Гранады.

– И правоверные смогут носить платье, предписанное исламом, и исполнять все приличествующие обычаи? – Неизвестный «монах» понял, что раскрыт, и поэтому не слишком старался теперь скрывать свою миссию.

– В этом мы даем гранадским подданным наше королевское слово, – сказал Фердинанд. – Более того, те, кто решит все-таки покинуть страну, смогут сделать это в течение двух лет. И корона предоставит им корабли.

Послы переглянулись. Это было невиданно великодушное обещание.

Красивый посол взглянул на короля и спросил с внезапной энергией на своей безукоризненно правильной, но с арабскими придыханиями латыни:

– И тех, кто решит остаться в своих домах на своей земле, не будут принуждать сменить веру?

– Не подобна ли была бы такая вера семени, посеянному при каменистой дороге? – моментально отреагировала на это Изабелла.

– Но если кто-то решит последовать заветам Господа нашего Иисуса Христа, им будет оказано всяческое поощрение, – сказал король. «Вот этого ему не следовало говорить», – подумала Изабелла, но было уже поздно.

– Больше всего его величество султан Египта предостерегает от насильственных обращений. Но волнует его и другое. Кастильская армия уничтожила вокруг Гранады девяносто четыре деревни, выжжены все поля, пастбища и оливковые рощи. В Гранаду бегут мусульмане из других разоренных Кастильей городов. Население Гранады увеличилось втрое. В городе уже начались голод и болезни. Султан обеспокоен этим…

– Мы понимаем беспокойство султана Египта, – ответил Фердинанд. – Мы тоже обеспокоены судьбой наших будущих подданных. Но война есть война. Чем скорее Гранада сдастся, тем меньше будет… неудобств для ее жителей.

– А каково сейчас здоровье его величества султана? – переменила тему Изабелла. – Мы слышали о его недавнем злополучном падении с лошади…

Послы оказались в явном замешательстве: Изабелла, похоже, знала больше, чем они, покинувшие Каир всего три недели назад.

Они с удивленным почтением склонили головы, что можно было понять как угодно. Она – поняла правильно. И, вполне довольная произведенным эффектом, продолжала:

– Мы с королем Арагона, так же как и весь мир, наслышаны о великих победах Каит-бея над османами в Киликийской Армении, а также о том, как успешно султан применил тактику tala в Адане. Против своих же единоверцев, не правда ли? Несомненно, великодушное сердце его величества страдало, но он знал: жестокость на войне порой неизбежна и необходима…

Послы молчали. Мамелюк Каит-бей и могущественный турецкий султан Байязид II были кровными врагами. Брат Байязида однажды неожиданно умер на пиру у Каит-бея, и турецкий султан, уверенный в том, что брата отравили, постоянно покушался на границы Египетского султаната, в который входил и Иерусалим.

– Мы непременно ответим султану Каит-бею на его письмо самым удовлетворительным образом, – заключила королева. – Передайте его величеству, что это война – не против магометан. Это война – с теми, кто поднял оружие против своих законных правителей.

Она говорила так убежденно, что послы чуть было не поверили ей.