В этом смысле характерно утверждение одного из реакционных социологов, в прошлом «теоретика» национал-социализма Армина Моллера о том, что нацизм вообще следует оценивать и рассматривать «не от Аушвица, не с конца его существования, а с самого начала его возникновения», когда он якобы содержал революционные, радикальные черты.
Буржуазная историография тщательнейшим образом препарирует историю раннего национал-социализма в Германии, пытаясь во что бы то ни стало найти в ней аргументы для своих фальсификаторских измышлений.
В западногерманской историографии, например, отчетливо прослеживается тенденция представить фашистское движение начала 20-х годов как весьма пестрое по своей социальной сущности явление, включавшее в себя «революционные» и «леворадикальные» течения. Поэтому нацизм-де 20-х годов резко отличается от периода после 1933 г. своим «радикализмом» и «романтизмом».
В ряде работ, посвященных раннему национал-социализму, особое место занимает монография западногерманского историка Рейнгарда Кюнля, рассматривающая взаимоотношения между различными группировками в рядах гитлеровской партии. Как уровень исследования, так и разнообразная источниковедческая база этой работы делает ее заметным явлением в западногерманской историографии фашизма. Автор стоит на демократических позициях и оценивает национал-социализм как величайшее зло, содержащее даже в первые годы своего существования зародыш будущей катастрофы немецкого народа. Он отбрасывает тезис о единоличной виновности Гитлера в преступлениях нацизма. Однако отсутствие четкого представления о классовой сущности нацизма мешает Р. Кюнлю убедительно опровергнуть эту точку зрения.
Ошибочны и оценки классовой сущности НСДАП в целом и ее «левого» крыла в частности, которые приводит Р. Кюнль. «НСДАП, пишет он, по своим требованиям была рабочей (!) партией. Ее программа, идеология и агитация, однако, с начала несла на себе мелкобуржуазный отпечаток». В другом месте Р. Кюнль называет гитлеровскую партию «мелкобуржуазным движением возрождения». И хотя Р. Кюнль отнюдь не затушевывает антикоммунизма, антисоветизма, агрессивности «левых» нацистов и неоднократно подчеркивает демагогический характер их заявлений, его монография объективно все же дает известную почву для утверждений о «радикальном» и «революционном» характере нацизма на раннем этапе его развития.
Конечно, даже реакционные буржуазные историки, как правило, не рискуют в наши дни открыто называть прогрессом чудовищные преступления фашизма перед миром и человечеством. Оправдывать и прославлять гитлеровский террор, зверства Освенцима и Бухенвальда, злодейский «новый порядок» отваживаются лишь немногочисленные неонацистские историки. Поэтому-то поиски «прогрессивных тенденций» и «революционности» фашистского движения ведутся не в разбойничьей контрреволюционной практике гитлеровцев, а в политической программатике нацизма 20-х годов, нередко именуемого «романтическим национал-социализмом». Аргументами, «доказывающими» «радикализм» гитлеровцев, служат при этом ссылки на их многочисленные демагогические заявления, рассчитанные на привлечение в ряды фашистского движения средних слоев населения и определенной части трудящихся. Буржуазные историки, ссылающиеся на документы и лозунги гитлеровцев, как правило, пытаются выдать их за чистую монету и преднамеренно абстрагируются от того, что нацистская программа, являясь своеобразной формой идеологии монополистического капитала, имела в то же время определенную специфику, так как предназначала свое содержание для другого класса, т. е. для объекта эксплуатации и подавления, и была по существу лишь суррогатом идеологии для тех, кого требовалось подчинить империалистическим интересам.
«Почему германские фашисты, эти лакеи крупной буржуазии и смертельные враги социализма, выдают себя массам за «социалистов» и свой приход к власти изображают как «революцию»? — говорил Г. Димитров. — Потому, что они стремятся эксплуатировать веру в революцию, тягу к социализму, которые живут в сердцах широких трудящихся масс в Германии…
Фашизм… обставляет свой приход к власти как «революционное» движение против буржуазии от имени «всей нации»…[8]
.Немаловажно отметить, что применение гитлеровцами радикальной и псевдореволюционной фразеологии тщательно «дозировалось» таким образом, чтобы не отпугнуть руководящие круги монополий. Чем ближе были гитлеровцы к осуществлению своих целей и реальнее становилась перспектив установления их диктатуры, тем осторожнее и с большей оглядкой пользовались они в своей пропагандистской практике псевдосоциалистической и радикально звучащей фразеологией[9]
.В доверительных же беседах с представителями монополии фашистские лидеры высказывались вполне определенно. «Социализм — скверное слово, — подчеркивал Гитлер в беседе с правобуржуазным деятелем Р. Брейтингом. — Марксизм нужно убить… О моем отношении к частной собственности я не могу говорить на народных собраниях, так, как это говорю я вам. Ведь мы здесь среди порядочных людей».