Рутку на житье в ее дом, Ширман ответил, что пусть
она подождет до той поры, когда ее сын научится
умело распоряжаться всем, что посылают ему добрые
духи. А он, Ширман, будет давать ей все, что нужно
для жизни, пока сын пропадает в лесу. При этом ста-
рый скряга не заметил, как сердито поглядела на
него из дальнего угла дочка Рутка. А Кокшага ушла
с такой думой: «Вот как! Этот жесткий скряга вспом-
нил добрых духов! Уж кто-кто, а она, мать Кокша-
га, знает, кто посылает удачу за удачей ее сынуГ
Нет, не напрасно повесила она ему на грудь подарок
хозяйки Дикой реки!»
А дома она бранила Ширмана вслух. Ведь из все-
го племени только Чур так добычлив, уходит надол-
го и далеко и приносит целые вороха дорогих мехов!
Видно, этот старый хрыч задумал без конца пользо-
ваться добычей ее сына!
В этот вечер Кокшага опять помогла сыну со-
браться в далекий путь, и через два дня он уже но-
чевал в землянке на Дикой реке. В первый же день он
обошел и проверил все западни, силки и самострелы,
забрал добычу и снова насторожил на свежих тропах.
Потом ходил с Угольком по звериным следам, добы-
вал куниц и соболей стрелой из лука. Стояли морозы,
какие бывают, когда солнышко только в полдень не-
хотя и недолго оглядывает заснеженную землю, вы-
глядывая из-за леса. По вечерам Чур жарко натапли-
вал очажок, и землянка все больше просыхала, сте-
ны ее согрелись, а от еловых корней, оплетавших по-
толок, исходил приятный смолистый запах.
Одним вечером, сидя перед очагом, он достал из-
за одежды мешочек с амулетом и долго разглядывал
каменный скребок и рисунки на нем. При неровном
свете пылающего очага изображение женщины слов-
но оживало, а лисица казалась совсем огненно-рыжей.
Чур попробовал скоблить им древко копья и рукоять
топора, и получалось не хуже, чем железным ножом.
От очага камень нагрелся, и когда Чур сунул его в
мешочек и спрятал под одежду, он приятно согревал
грудь. Тут сын Кокшаги стал дремать и грезить:
«Завтра пойду к русам!» Когда в очаге прогорели
дрова, он заснул на лежанке, укрывшись одеждой.
И, засыпая, опять грезил будущим днем: «Утром пой-
ду к Усте!»
А в конце ночи в землянку опять заглянула хо-
зяйка Дикой реки. Теперь она похожа была на Устю
и держала в руке берестяную набирушку со спелыми
красными ягодами. Она смело перешагнула спящего у
входа Уголька, с тихим напевом подошла к лежанке
и высыпала на ноги Чура ворох ягод, которые с шу-
мом раскатились по землянке. Тут Чур проснулся,
а Уголек навострил уши. «С потолка земля упала», —
подумал Чур и заснул до рассвета. Хозяйка Дикой
реки ему больше не снилась и не будила. И только
при свете дня он разглядел в обсыпавшейся земле
россыпь большого ожерелья из бусин разной величи-
ны, полупрозрачных, цвета позднего меда, а среди
них — две пары голубоватых сережек. «Это бусы и
кержи для Усти», — подумал Чур и, бережно очис-
тив каждую бусинку, сложил на дно охотничьей сум-
ки.
Ему не хотелось оставлять в землянке добытые за
неделю меха, и он поместил их в походный мешок,
а самые дорогие — в сумку. Потом наглухо закрыл
дверь землянки и пошел уже знакомыми тропами
вверх по Дикой реке.
Ночь застала Чура на середине пути, но старая
ель и костер из сухих кряжей помогли ему дождать-
ся утра. Остаток пути он шел по льду Дикой реки
спорой походкой, а иногда и трусцой, прижимая к
груди мешочек со скребком и клыком. И после полу-
дня уже был в селении русов. Семья Усти встретила
его радостно, а соседи заходили с приветливым сло-
вом. Сначала Чур выложил из сумки меха, а потом
вытряхнул бусины ожерелья. Потом разыскал в во-
рохе бусин две пары продолговатых голубых камней
и подал их девушке.
— Ах, это сережки! — обрадовалась Устя и при-
ложила по камешку к каждому уху, показывая, как
будут к лицу ей эти серьги.
— Это кержи! — по-своему сказал Чур. — Бусы
и кержи хозяйки Дикой реки.
Бусины были тут же нанизаны на шнурок и обня-
ли шею девушки тяжелым красивым ожерельем. И
все были очень довольны и радостны, и мужчины и
женщины. Но тут в избу вошел старик с крестом по-
верх длинной одежды. Его маленькие глазки сразу
разглядели шкурки, вытряхнутые из кожаной сумки.
Он молча их переглядел, перещупал, сложил аккурат-
но и спрятал под одеждой. Тут Чур возмутился и сер-
дито сказал:
— Не трогай, это мое!
Но отец и братья растолковали ему, что все, что
облюбует этот старик, отбирать у него не принято,
потому что он хозяин большого божьего дома. И Чур
согласился, но обида его на старика не потухла. И
когда этот длинноволосый хозяин божьего дома на-
чал было допытываться, откуда взялись ожерелье и
сережки, нехотя сказал, что это подарок Усте от его
матки Кокшаги. И замолчал.
В этот раз Чур надумал остаться в селе до конца
зимы. Он уже начинал понимать речь русов и гово-
рить на их языке и скоро привык ко всем жителям.
Как и люди его племени, русы жили в деревянных
избах с маленькими оконцами и большими глинобит-
ными печами. Осенью они выжигали и раскорчевыва-
ли большие лесные поляны, а весной сеяли на них
разное жито, лен и просо. Все держали скот и запа-
сали для него на зиму сено. И между важными лет-
ними работами успевали еще обхаживать лесных ди-