Вот так богатею и скряге Ширману, голове всего племени, довелось породниться с Кокшагой, вдовой следопыта Черкана. Долго-долго потом не было между Волгой и Ветлугой смелее и славнее охотника Чура. Изредка ему снилась хозяйка Дикой реки и звала за собой, обещая удачу. Сердце охотника начинало биться тревожно и радостно, он просыпался, уходил искать счастья на Дикую реку. А река не уставала отваливать пласты берега, открывая все новые диковинные вещички и сокровища: оружие, утварь, украшения. И каждый раз вместе с охотничьей добычей Чур приносил женщинам племени новые бусы, кольца и кержи. И прозвали ту лесную реку рекой Кержей.
Прошло много-много лет, и Дикая река, прокладывая среди лесных дебрей все новые и новые пути-излучины, ушла от древних стоянок и обеднела сокровищами. И теперь уже редко-редко находят на Керженце наконечники для стрел, каменные скребки, бусы и сережки-кержи.
Горностаевая шапочка
Родилась и выросла у князя-боярина дочка, и лицом красна, и станом ладна. Только стало казаться родителям, что доченька умом и сердцем проста. С челядью да холопьями обходится ласково, величая по имени и свет-батюшке, своих нянек-мамок ручкой не ударит, ножкой не пнет. Словно и роду не боярского. Забредет во двор голодный смерд, готова за стол усадить, накормить его, напоить. Шибко печалились боярин с боярыней. Росла дочка, а боярского ума да гонора не набиралась. Вот и до невесты боярышня выросла, но молва о простоте да доброте и женихам, и сватьям дорогу загораживала. Пробовали родители колдунов да знахарей на дом зазывать, разное наговорное пойло для дочки добывать, а пользы все не было. «Одна дочка, да и та без хитрости. Ну чисто юродивая!» Вот прослышали они, что в Кувыльном овраге знахарь-ворожец живет, недужным да хворобым на еду и на одежку наговаривает, чтобы выздоравливали, а глупым боярским деткам умные шапки шьет, и тоже с наговорами. Как поносит такую шапку боярский сынок-недотепа, сразу ума набирается.
По приказу боярина побежали слуги-холуи за тем колдуном в Кувыльный овраг. И приволокли старикашку горбатого, как поганый гриб, бледного да чахлого, а глазами так насквозь и простреливает? Вот показали ему боярин с боярыней свою дочку-боярышню и просят, кланяясь: «Уж больно добра да смирна у нас доченька. Поворожи, чтобы умом взматерела, а сердцем очерствела!» Пытливо глянул старик на девицу, в глаза заглянул, словом перемолвился. Потом на родителей поглядел с насмешкой неприветливой и таково сказал:
— Надо ей умную шапку сшить. Для того добыть вам зверушек полдюжины самых шустрых да смекалистых, в земле, в воде и в снегу пролазистых, нравом смелых и безжалостных. Как поносит девка такую шапочку, не узнать вам будет родную дочь! Сказал так — и со двора долой. А боярин с боярыней, челядь и холуи о том задумались, каких мехов-зверушек боярышне на шапку добыть. И на хоря, и на куницу, и на соболя думали, а до настоящего не догадывались. Тут, как по зову, показался на боярском дворе парень с речки Керженки с дорогими мехами звериными. Тряхнул связками, мехами куньими да соболиными, и раскинул у ног князя-боярина. Вот отобрали боярин с боярыней меха самолучшие, а зверолову наказ дают, чтобы принес он на боярский двор полдюжины зверушек самых шустрых и смекалистых, в земле, в воде и в снегу пролазистых и безжалостных.
Позадумался малость парень с речки Керженки: «Наказали, как загадку загадали!» А дочка боярская тут как тут, добрая да радостная. Парень-то давно ей по сердцу был. Его кудри-колечки на пальчик навивала, кудряшками играла. Прикрикнули на нее отец с матерью, а она в ответ только пуще к парню льнет, по щеке легонько треплет, гляди того расцелует… Отец с маткой сердятся, а она в ответ:
— Ну что раскричались? Али не видите, что это мой суженый!
Не успели бояре еще больше накричать, как парень заговорил:
— Ладно, добуду вам зверушек полдюжины, каких наказывали — смелых и безжалостных, и принесу к зимним праздникам!