Мы настлали в большой хижине пол, уложив циновки крест-накрест поверх тростника и тонких веток. Такой настил распределяет вес равномерно, вознося нас над губчатой почвой. Другие жилища постепенно тонут, и их приходится переносить, а наше уже четыре дня стоит на одном месте. Сегодня, уверившись, что наш дом держится прочно, мы взялись за дальнейшие усовершенствования. Без всяких инструментов мы наломали тонкие деревца и очистили их от веток. Из стволов, связав их корнями водяных лилий, мы соорудили горизонтальные лесенки, чтобы ходить по ним вокруг хижины. Завтра мы настелим сверху циновки и укрепим их. Вся хитрость, как я поняла, в том, чтобы распределить нагрузку от ходьбы на возможно большую площадь, как это делают болотные кролики со своими плоскими лапками. На самом мокром участке за хижиной мы подвесили такую дорожку, как паутину, между двумя стволами. Это трудно, поскольку деревья здесь толстые, и кора у них гладкая. Дважды дорожка падала, и зеваки, собравшиеся вокруг нас, хихикали, но с третьей попытки нам это удалось. Мы не только прошлись по нашему мостику несколько раз, но и постояли на нем, обозрев весь поселок. Вид не из важных, ведь мы поднялись над землей всего лишь на половину человеческого роста, тем не менее наше убожество предстало, как на ладони. Очень много места пропадает зря под тропинками и поставленными где попало хижинами. Один из матросов, покачиваясь на каблуках и жуя веточку, долго разглядывал нашу работу , а потом самым бесцеремонным образом перевязал половину наших узлов. «Так оно лучше будет, сударыня, — сказал он. — Но долго это при большой нагрузке все равно не продержится. Тут нужен такелаж покрепче. Поглядите наверх — вон на тех ветках закрепить бы все это дело».
Я задрала голову вверх, где на головокружительной высоте начинались ветки, и сказала ему, что без крыльев нам туда не добраться. «Я знаю одного, кто мог бы, — ухмыльнулся он. — Если б решил, что оно того стоит». Потом отвесил мне неуклюжий поклон и ушел.
Нам поневоле придется принять какие-то меры: наш тряский островок уменьшается на глазах. Люди истоптали его, на тропинках проступает вода. Мне кажется, что все мои попытки безумны. Я художница, а не инженер и не строитель. Но как быть, если никто больше даже пальцем пошевелить не хочет? Если у меня ничего не выйдет, то я буду знать, что хотя бы пыталась.
Пятый или шестой день Молитвенной луны
14-го года правления благороднейшего
и блистательного сатрапа Эсклепия
Сегодня один из моих мостов упал, сбросив в болото трех мужчин. Один из них сломал ногу. Он обвинил в этом меня — вот, дескать, что получается, когда бабы лезут со своими вязальными навыками в серьезное дело. Жена поддержала его, но я не дрогнула перед ними и сказала, что не просила его ходить по моим дорожкам, — а тот, кто все-таки ходит, хотя не прикладывал рук к их сооружению, заслуживает, чтобы Са его покарал за леность и неблагодарность.
Кто-то крикнул, что это кощунство, но другой возразил ему: «Правда — это меч Са», и я почувствовала себя отомщенной. Число моих подручных так возросло, что их можно уже разбить на две партии. Во главе второй я поставлю Севет, и горе тому мужчине, кто вздумает посмеяться над моим выбором. Ее мастерство говорит само за себя.
Завтра мы надеемся поднять на деревья опоры для моего большого помоста. Как бы мне не опозориться. Бревна тяжелые, и настоящих веревок у нас нет — только те, что сплетены из корней. Тот матрос сделал для нас простейшие блоки. Он и мой Петрус — единственные, кто сумел залезть наверх по гладкому, без веток, стволу. Взбираясь, они вбивали в дерево колышки, но у меня все равно трепетало сердце, когда я видела их так высоко. Ретио, моряк, говорит, что при помощи его талей можно поднять что угодно. Поживем — увидим. Боюсь все-таки, как бы наши плетеные веревки не лопнули. Мне бы спать, а я все ломаю голову над тем, выдержат они или нет. А веревочные лестницы? Ведь рабочие лазают по ним каждый день. Как я осмелилась взяться за это? Всякий, кто упадет с такой высоты, наверняка погибнет. Но лету скоро конец, а когда придет зима со своими дождями, у нас будет сухое убежище.
Двенадцатый или тринадцатый день
Молитвенной луны 14-го года
правления сатрапа Эсклепия