Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице

Я говорил, что мне очень важны и ее мнение, и ее советы, и ее помощь. Что я очень благодарен ей за то, что она рядом, что она опекает меня, и что она вообще есть на свете. Я говорил, что вовсе никто не желал обидеть ее: ни я, ни Лу, ни даже Пу, который, к слову сказать, очень ее уважает. Говорил, что она молодец, что мало кто способен устоять перед тем искушением, что она пережила, и остаться при этом собой. В качестве примера приводил мастера Квуна, Пу, Анири и других катайских богов, которые как раз-таки не смогли справиться со своей темной половиной и потеряли себя. Я напомнил ей обо всех тех людях, которых она спасла, о том, сколько она сделала хорошего за свою жизнь, и как много потерял бы наш мир, если бы ее не было. Говорил я и о том, что не все можно предвидеть, о том, что порой мы не в состоянии оценивать собственные поступки, о том, что ошибиться может каждый.

Очень много я вчера сказал. Быть может, от того, что я говорил так много, мой язык сегодня и распух. Хотя, все-таки, это, скорее всего от выпитого бренди. Она слушала меня. Перестала плакать. Заулыбалась. Принялась с удвоенной энергией за еду. Перевела разговор на наши планы по поиску Лары Уиллис. Рассказала о своей поездке в Мимсис[76] и Долину Томов тринадцать лет назад, когда ее пригласили, чтобы она вывела гигантского скарабея, повадившегося обдирать облицовку с пирамид.

Потом она вдруг вспомнила о том, что повздорила с Лу, и мы пошли искать ведьму, чтобы извиниться. Нашли все там же — в комнате Пу. И снова я произносил речи, стараясь убедить Лу позабыть обиду и помириться. Ведьма мириться не хотела, уверяя нас в том, что она ни с кем и не ссорилась и, вообще, обиженной себя не чувствует. Потому что «разве может кривоногая нищенка, лишенная родины, родных и близких, обижаться, когда люди, ниспосланные ей самой Судьбой и спасшие ее от гибели, указывают ей на ее ничтожество?» В конечном итоге даже Пу не выдержал и в изысканных выражениях, полных катайской диалектики, попросил ее не валять дурака и забыть обиду, тем более что все это из-за него случилось. За что он перед всеми извиняется.

Я к тому моменту был уже порядком навеселе и предложил выпить за примирение. Идея была встречена тепло, и мы все, даже Пу, отправились в обеденный зал таверны. Пу — с помощью гномов, которые перетащили его, переложив на жарандийский пушистый ковер.

Далее ужин проходил в самой теплой дружеской атмосфере, которая только может установиться после хорошего скандала. Пу травил байки из будней старого катайского пантеона, у Лу оказался весьма недурной талант к пению, Сонечка поделилась воспоминаниями о двух или трех случаев из своей богатой практики, что до меня, то я рассказал о своем первом визите в Лунный храм.

О количестве потребленного алкаголя могу сказать только одно: бочонок мы допили. А в нем было литров пять, никак не меньше. Правда львиная доля выпитого пришлась на счет Пу и Сонечки, но все же.

— Хорошо посидели, — добавил я. — Душевно.

— Это тоже понятно, — сказала Сонечка. — Меня больше интересует, что было после. Не понимаешь? Тогда иначе спрошу: что я делаю голая у тебя в кровати?

— Сидишь, — ответил я первое, что пришло мне в голову.

После того как противопохмельный отвар был сварен и гномы разнесли его по комнатам, стало очевидно, что пора расходиться — за окном стояла глубокая ночь. Вдруг оказалось, что сидеть за столом — это одно, а ходить ногами — это даже на небольшой подвиг тянет. Проще всего было Пу — его гномы унесли на все том же ковре. Лу пила меньше всех, потому совершенно спокойно покинула обеденный зал на своих двоих. А вот у нас с Сонечкой возникли определенные трудности, которые мы вместе и принялись преодолевать. Поддерживая друг друга, мы совершили восхождение по лестнице и оказались в коридоре второго этажа. Тут встал вопрос, кто кого провожает. Мы немного поспорили по этому поводу, потом решили, что я ее провожаю, потому что ухаживаю за ней. Она пыталась возразить, но как-то вяло и неубедительно — по всему было видно, что устала она сегодня. Потому мы пошли к ней… а попали ко мне. Ну, я двери перепутал. В моем состоянии уже то, что я в дверь вошел, было неплохим достижением. Я и до кровати не дошел бы, если бы не помощь химеры.

И вот здесь, на краю кровати, пока она набиралась сил, чтобы отправится в тяжелый и полный опасностей путь до собственной комнаты, я ее поцеловал. Это получилось само собой, как-то очень просто и легко. И она ответила на мой поцелуй! Это было потрясающе, великолепно, волшебно! Никогда, ни с кем я не испытывал ничего подобного. Если хотите знать, вся моя жизнь разделилась на две части — до этого поцелуя и после него. Потом…

— Эни, ты прекрасно понял мой вопрос, — оборвала Сонечка мои воспоминания. — Так трудно ответить, не дурачась?

Взгляд ее стал жестким, и от этого взгляда вернулась отступившая было головная похмельная боль.

— Да спала ты тут просто, — сказал я, массируя висок. — Не было ничего, если ты об этом. Почти ничего. Поцеловались, обнялись и заснули вместе.

— Почему? — удивилась она.