Легенды Космодесанта

Мысль повторялась у него в голове снова и снова, как мантра, и лишь однажды за три дня вырвалась наружу. Будто бы он сам превратился в эти слова — все, что от него осталось, явилось их живым воплощением.

Но как же легко извратить и переврать даже эти четыре коротких слова! Как только они сорвались с его губ, их чистота была опорочена и запятнана. Даже прежде чем они достигли ушей судей, их ментальный резонанс был искажен зловредным сознанием безымянного библиария. Тот желал ни много ни мало, чтобы Воины-Богомолы сгинули в преисподней, чтобы они были обесчещены и память о них осталась запятнанной. В его сознании ощущалась подлинная ненависть, ядом сочащаяся в мозг Неотеры. Магистр ордена различил в этом психическом вторжении жажду личной выгоды и понял, что не все судьи собрались здесь во имя справедливости, мести или ради знаний, — кое-кто охотился за кораблями и мирами.

— Итак, ты не раскаиваешься, Неотера?

Даже непредвзятые судьи не понимали его. Как могли они считать Неотеру нераскаявшимся, когда само его существо вопило от ужаса при мысли о совершенных деяниях? Если бы он только мог взять обратно эти четыре коротких слова, чтобы его упорное молчание осталось ненарушенным. Слова не объяснят того, что он натворил, и, любые произнесенные вслух, они лишь еще больше исказят веру, сохранившуюся в его сердце. Их будут мучить и извращать, пока они не станут собственной противоположностью, и тогда Неотера уже не сумеет отличить правду от лжи. Он знал, в какой момент сделал свой выбор, и постепенно начинал понимать, что шел неверной дорогой уже многие годы. Но также он знал — в самой глубине души, — что его намерения всегда оставались чистыми.

Намерения ничего не значат. Слугу Императора судят по поступкам. «Я не ищу милосердия. Я не плету паутину из слов и оправданий. Я готов вынести невыносимое».

Терновый Дворец вполне соответствовал их ожиданиям. Потрясающий воображение оплот власти в родном мире гордого ордена космодесанта, помпезный и заполненный военными регалиями. Ворота охраняли огромные статуи, воздевающие руки к аркам сводчатого потолка. Стены были расписаны красочными фресками, изображавшими самые впечатляющие и легендарные победы Астральных Когтей: зачистку Бадаба, очищение Теслайна и обретение Мундуса IV. Почетная гвардия магистра Гурона несла дежурство в коридорах и залах — великолепные воины в церемониальных доспехах, сверкающих полосами золота и черни. Они напоминали царственных тигров, озирающих свои владения. И имперский орел — универсальный символ преданности Императору — гордо венчал верхушку каждого из грандиозных, возносящихся в небо шпилей.

На Воинов-Богомолов, направлявшихся к тронной комнате, великолепие дворца не произвело особого впечатления. Их собственный монастырь-крепость на Оотеке был не менее впечатляющим, и даже дворец, расположенный в джунглях Мордрианы III, мог внушить благоговение. Однако по делегации, прибывшей во дворец, это сложно было сказать. Всего лишь четыре отделения космодесантников исполняли роль почетного караула при личном отряде командующего, выделяющемся необычной мрачностью и суровостью: сам магистр ордена шагал по переходам Тернового Дворца. Боевая броня его сопровождающих отсвечивала изумрудом. Доспехи Воинов-Богомолов были отполированы до блеска, приличествующего церемониальному маршу, — однако в манере космодесантников проглядывала настороженность, выдававшая скрытое недоверие. В знак доброй воли лорд Гурон разрешил им войти во дворец в полном вооружении. Воины-Богомолы, не склонные к ответной демонстрации дружелюбия, в полной мере воспользовались его предложением. На посадочном поле расположилась группа темно-зеленых «Громовых ястребов» Богомолов, в которых дожидалось приказа тяжеловооруженное подкрепление.

На подходе к системе Бадаба Воины-Богомолы могли сами наблюдать следы недавней деятельности Гурона. Они слышали сплетни и рассказы о происходящем, но увиденное собственными глазами придавало официальным отчетам о восстании намного больший вес. Соседние космические коридоры были запружены обломками и корпусами подорванных грузовых судов, не поддающихся ремонту. Прежде чем Воины-Богомолы согласились посетить Бадаб, Гурон предупредил их, что они увидят и как могут это воспринять. Владыка Бадаба ничего не пытался отрицать и лишь приглашал их в качестве свидетелей.