– Я думаю, совершенно ничего, – пожал плечами Джордж Тамник. – Королева, конечно, спасла своих детей. И… погодное явление было остановлено. Но на этом инцидент исчерпан. Выпускать их в Авалонское небо от тебя не требуется. Ведь Королева с нитью точно таких же спор отправится в путь уже завтра. Основать колонию может только одна мать. Иначе жемчужницам грозит перенаселение и смерть от голода. Если две группы спор активируются в одно время на той же территории, одна из них полностью угаснет – сработает природный механизм самоограничения численности. Поэтому новая Королева отправится в путь, преодолеет его, и рассеет в воздухе на юге свои споры. А ты останешься здесь, с ними, что совершенно справедливо. Ведь ты и рассеять-то их не сумела бы, – он улыбнулся.
Алиса смотрела на него, но не видела, и перед внутренним взором ее проносилась картина. Сверкающая королева сыпет в руки холодного ветра полосы мельчайшей переливающейся пыльцы. Драгоценные струи плывут в разные стороны и делают небо сияющим, растягиваются в драгоценную радугу Авалона, сияющую под солнцем раз в сотню лет…
– Кгм, – сказал профессор, возвращая ее к реальности.
– Да, – буркнула девочка, опуская глаза. – Не сумела бы.
– Что ж, – кивнул он как-то неопределенно. – Думаю, я ответил на твои вопросы…
– Нет, – вырвалось у нее.
– Нет?
– Есть еще одно.
– Внимательно слушаю, – сказал Тамник и опустился обратно в кресло.
Алисе было трудно сказать это. Она не привыкла лезть к взрослым. В конце концов, у них были свои головы на плечах и, как правило, куда более умные головы, чем у детей. Все же она преодолела себя и медленно произнесла:
– Жемчужницы ведь неразумны, верно?
– Нет, не разумны, – ответил профессор, но Алисе показалось, что перед ответом он чуть-чуть запнулся. – Ты написала, что почувствовала ее любовь к тебе, ко всему живому, что ее окружало, и было в ней. Что в колонии они обмениваются мыслями, что Мать решает… Но это не разум, Алиса. Это реакции на уровне развитого животного, вроде кошки, стигийского линейника или может, даже ранцеллы. Жемчужницы очень развиты. Но неразумны. И вряд ли когда-нибудь станут разумными. Бессменные тысячелетия миграций… устраивают их.
– Я понимаю, – смиренно кивнула девочка, избегая смотреть Джорджу Тамнику в глаза. – Дело не в этом.
– А в чем же?
Ей показалось, или в голосе его действительно мелькнула настороженность? Ей показалось, или он боялся того, что она скажет сейчас?
– Профессор… Разумно Небо. Их Отец.
В кабинете директора царила ничем не нарушенная тишина. Алиса подняла голову и увидела, что мужчина избегает ее взгляда.
«Зря я это сказала, – с тяжестью в сердце подумала она. – Сейчас мне научно объяснят, что Оно мертвое и что все это была одна большая метеорологическая реакция… на феромоны».
Однако профессор Тамник не торопился с научными опровержениями. Он явно думал, как поступить. Еще некоторое время задумчиво теребил бороду, прежде чем ответил. Но в результате он ответил, прямо глядя Алисе в глаза.
– Мы знаем это. Да, Небо живое.
Девочка замерла. А Тамника словно прорвало. Теперь, когда прятать этот факт необходимости не было, он вскочил с кресла и стал расхаживать по комнате, и восхищение напополам с изумлением отразилось у него на лице.
– Мы и не думали, что такое возможно, но теперь уже нет сомнений. Это как гром среди ясного… – он улыбнулся невольному каламбуру, и не стал договаривать, только махнул рукой. – В общем, это открытие, которое многое перевернет в Авалонской жизни. Но знаешь, еще это открытие из тех, что всё расставляют по местам. Ведь у исследовательской группы здешних метеорологов уже были все факты! Они просто не могли и помыслить, что… Не могли сложить их воедино, сопоставить и понять.
Алиса кивала, сжимая подлокотники кресла, подавляя желание вскочить и запрыгать.
Небо живое! – она лишь сейчас поняла, что сама не верила этому. Живое и чувствующее. Живое и понимающее. Это было так важно!.. Она шмыгнула носом и заставила слезы убраться. Профессор вроде не заметил.
– А как оно вообще может быть живым?