Среди всех, кто был вокруг, я стоял ближе прочих к воде. Я подбежал к ней, сел на корточки и поглядел на свое отражение. Невероятный ужас. Я всегда знал, что человека отличают от зверя по том, что его украшает: татуировка на щеках и веках, раскраска на груди и руках. Все, кто пробудился со мной, выглядели достаточно похожими на людей, с темно-бурой, как у меня, кожей, широкими скулами, плоскими носами — но были совершенно безволосыми, с головы и до промежности. И теперь, глядя на свое отражение, я коснулся собственного голого черепа, ощутил пустоту подмышками, опустил взгляд на свои безволосые детородные части. Я был гладок, точно новорожденный, и моя крайняя плоть оказалась отрезана, так что виднелся мой член: розовый, ничем не прикрытый. Хуже того, сотни татуировок которыми я так тщательно украшал свое тело в течение пятидесяти восьми лет жизни, исчезли.
Я с трудом узнавал себя. Кто со мной пошутил? Какой дух на такое способен? Наверняка это Змей Глаха, подумал я, встав, он — известный плут. А кто еще мог бы разбудить меня в ином мире подобным образом? Или, возможно, это испытание? Жук Кокоти всегда испытывал нас, пытаясь доказать, что человек не лучше, чем обезьяны на деревьях.
Хмурясь, я зашагал против течения, пытаясь понять, где я, мои босые ноги шлепали по отмелям, и серебристые рыбки метались прочь. Свободное пространство, наверное, двадцать шагов в длину, раскинулось между Рекой и огромным полем травы высотой по грудь. Мы все пробудились на берегу Реки. Далеко-далеко за травами виднелись холмы, усеянные деревьями. А впереди я приметил рощу старого толстого бамбука, которая доходила почти до самой воды.
Если это какое-то испытание, устроенное духами, я его выдержу, — решил я. Я провел две сотни человек, мужчин, женщин и детей моей деревни через тридцать три поры дождей, и знал повадки духов не хуже, чем наши племенные старейшины.
Я ходил вместе с духами растений и животных более сотни раз. Они хитрецы, эти духи: иногда игривы, иногда суровы, иной раз помогут, иной — нет… Но они никогда ничего не делают без причины. И моя задача — открыть причину, если я смогу. От того, способствовал я возникновению причины или препятствовал, зависит, насколько она согласна с моими желаниями. Здесь, в мире духов, лишь одно можно знать наверняка: я мало на что могу положиться, кроме моего разума.
Несколько ветвей толщиной с большой палец омывались водой Реки. Я подобрал их по одной и проверил на прочность. Две первые со щелчком раскололись. Третья оказалась твердой, точно закаленный огнем дуб, и конец ее был достаточно острым, чтобы копать. Я быстро очистил ее от листьев.
Если человек не зверь, он должен доказать это, украсив себя. И я определил свою первую цель так: украситься. Сойдет и раскраска, поскольку у меня не имелось ни туши, ни костяных игл для татуировки.
В двадцати шагах от бамбуковых зарослей я нашел место, где Река более глубоко врезалась в берег. Я осторожно вступил в воду и зашел туда, где мне было по колени. Пальцы моих ног, согнувшись, погрузились в теплую мягкую гущу речного дна, ища раковины или камушки, но не находя. Место показалось удачным, и я копал острым концом палки, пока не достиг глины в нескольких пядях внизу. Когда я накопал горсточку и поднял ее на свет, оказалось, что она бледно-серая, почти белая. Я с сомнением помял ее пальцами. Грубая, легко крошится, но сойдет, за неимением лучшей.
Я плюнул в нее и стал разминать, пока не получил вещество нужной мягкости, после чего нанес круги и прямые линии на щеки и на нос. Затем провел по четыре прямые линии — знак воина — на груди и на руках.
Разрисованный, больше не выглядящий подобием зверя, я побрел было к берегу и вдруг остановился. Толпа темнокожих и безволосых мужчин и женщин — не меньше, чем население целой деревни — стояла у воды, наблюдая за мной.
— Где мы? — спросил один. Выговор у него был чудной, он так коверкал слова, что их едва ли можно было понять, и все-таки я их разобрал. Он был рослый, широкий в плечах, со взглядом воина, и сразу же понравился мне: это хороший человек, подсказало мне что-то внутри меня.
— Это, конечно, мир духов. — ответил ему я. — Нас испытывают.
Некоторые из женщин закричали. Я сурово поглядел на них, и они затихли.
— Я Хьюйан сын Йагны, — объявил я им всем, — глава Мобоаси.
— Ты лжешь! — возразила одна женщина, выйдя вперед. — Я знала Хьюйана. Он был стариком!
Я оглядел ее с головы до пят и, хотя она была тонкой, точно угорь и на двадцать лет моложе, чем когда я видел ее в последний раз, я внезапно понял, кто это.
— Марага, — сказал я ей, — твой брат Кианано был моим лучшим другом с самого детства. Твой муж Котаби вместе со мной двенадцать раз ходил в набеги на Ономи. Я Хьюйан. Или ты не узнаешь меня?
Она сощурилась, затем сказала:
— Ты слишком молод и красив. Хьюйан был стар и весь в шрамах, когда умер.
— Мое тело сотворено заново, — ответил я. — Духи сделали это со всеми нами. В том числе и с тобой.
Воин, который заговорил со мной первым, все время кивал своей безволосой головой.