Легенды Мира Реки. Тайны Мира Реки: Рассказы

Почему я, Альфред Жарри, некогда называвший себя Доктор Фаустролл, сатирик, издевавшийся над лицемерами, филистерами, ортодоксами и самоослепленными глупцами, разоблачитель и преследователь прочих, мертвых душой, твердолобых, увязших в болоте истово верующих… почему я теперь взыскую Бога и желаю трудиться так, как никогда доселе не трудился, чтобы стать рабом Божиим, не говоря уже о покорности Рабиа? Почему я это делаю?

Есть много объяснений, в основном — психологических. Но психология никогда и ничего не объясняет удовлетворительно. Я наслушался о Рабиа в течение некоторого времени и пошел послушать ее саму. Я всегда изучал и портретировал абсурд, и не желал упустить тот особый род абсурда, который представляла собой она… Я думал поболтаться на краю толпы ее учеников, жаждущих знаний и праздно любопытствующих. То, что она говорила, не казалось отличным от того, что проповедовали другие представители многих вероисповеданий. Разговоры о Пути и о Тропе — дешевка, различаются лишь имена основателей сект да их последователей.

Но эта женщина, казалось, излучала нечто такое, чего я никогда не подмечал в других. И в ее словах мне почудился смысл, даже если они были, согласно логике, абсурдны. А затем она бросила на меня взгляд краем глаза. И словно ударила молния, и объединились позитивные и негативные ионы. Я увидел нечто неопределимое, но магнетическое в этих черных оленьих глазах.

Короче, я выслушал ее внимательно, а затем поговорил с ней, и пришел к убеждению, что то, о чем она говорит — крайний абсурд. Но «Верую, ибо абсурдно». Это изречение не выдерживает логического анализа. Но, вообще-то, оно для такового и не предназначалось. Оно взывает к духу, а не к разуму. В нем есть тонкий смысл, уловить который не легче, нежели винные пары. Нос обоняет их, а рука удержать не может.

Далее — метод обучения, следовать которому требует от посвященных наставник-суфий. Его предназначение — вести учеников вверх физически, умственно и духовно. Часть его — ничто не считать само собой разумеющимся, просто потому, что так принято. Су фи никогда не верит в то, что «всякий знает», «говорят, что…» Я и сам такое отверг, но метод оценки суфиев отличен от моего. Я подчеркивал несообразности. Они прививают посвященным привычку оглядывать любую вещь со всех сторон, а также учить непосвященных, если это возможно. Я никогда не верил, что моя сатирическая поэзия, романы, пьесы и живопись просветят хотя бы одного-единственного филистера. Я взывал лишь к умам тех, кто уже был со мной согласен.

Итак, под руководством Рабиа я продвигался все дальше, хотя и не очень скоро. Я служил ей и физически, обязанный приносить одно и уносить другое, во всякий момент бодрствования ожидающий приказа. К счастью, она любила рыбачить, и мы много часов предавались этому столь милому мне занятию. Я служил также ей духовно, слушая ее рассуждения и замечания о наблюдениях, раздумывая о них, отвечая на ее бесчисленные вопросы, предназначенные для проверки того, насколько я понимаю ее наставления и насколько двигаюсь вперед. И служба моя должна была продолжаться, пока я ее не покину или, пока, как и она, достигнув высокой степени совершенства, не запылаю экстатическим пламенем Единого.

С другой стороны, а что еще важного я совершил?

Когда Рабиа услышала это мое замечание, она упрекнула меня:

— В жизни есть место веселью, но слишком часто оно указывает на легкомысленный ум и недостаток чувства ответственности, — заметила она, — а это — существенное нарушение в характере. Или боязнь того, над чем смеются. Помедитируй над этим. — Сделала паузу, затем добавила. — Думаю, ты веришь, что можешь добиться того, что увидишь Единого моими глазами. Но я — только учитель. Ты один способен найти Путь.

И немного спустя после этого она решила вскарабкаться на вершину монолита. Здесь, если вершина окажется необитаемой, она хотела остаться надолго. Она предполагала взять с собой троих из своих учеников, если те пожелают ее сопровождать.

— И как долго, о сосуд внутреннего света, мы там пробудем? — спросил я.

— Сперва пусть наши волосы отрастут настолько, что достанут до икр, — отвечала она. — Затем мы острижем их наголо. И когда, после множества стрижек, мы накопим достаточно волос, чтобы сделать из них веревку, которой хватило бы, чтобы спуститься сверху на землю, тогда мы покинем монолит.