Легенды Мира Реки

В сущности, особых обязанностей у вице-мэра не было. Присяга не затрагивала ни одно из тех разногласий, которые имелись между теологами Константинополя и Рима. И отличалась поразительной простотой. Алексей сказал:

— Клянусь.

Все ликующе завопили. Как и присяга, обычай мэра Дадея справлять праздники был простым, но основательным. Йвочесть прогудел:

— А теперь давайте выпьем.

И служители внесли на подносах фляжки вина и виски. После возрождения в Мире Реки Алексей пристрастился к виски. Ему нравилось, как оно обжигает горло, а затем согревает, попав в желудок. Он отхлебнул из фляжки.

— Когда ты прибудешь к нам, — сказал он мэру, — я тебе покажу, как мы обмываем дела.

Йвочесть кивнул и сам потянулся за фляжкой.

* * *

Когда мэр Далей, покинув лодку, ступил на берег, он подошел к Новому Константинополю меж двумя рядами факельщиков. Хор пел ему хвалы. Прелестные девушки бросали цветы ему под ноги. Он улыбался во весь рот.

— Обалдеть можно, — признался он, когда встретился с Алексеем перед императорским дворцом.

— А почему бы и нет? — доброжелательно отозвался Алексей. — Ты знаком с моим братом Исааком, как я полагаю, носящим пока титул кесаря.

— Надеюсь, он не держит на меня обиды, — заметил Далей, возможно, искренне. Его прежний вице-мэр был полным ничтожеством, а вовсе не его братом. Но Исаак лишь улыбнулся и покачал головой. Йвочесть просиял.

— Славно. Славно.

— А вот экуменический патриарх Нового Константинополя, Евстратий Гарид, — сказал Алексей, указывая на мужчину в ослепительно-золотом. Большинство ромейских священников очень тяжело переживали утрату бород здесь, на Реке, но Гарид всегда отличался гладким подбородком, в прежней жизни он был евнухом. После того, как он воскрес во плоти вместе с прочими жителями Нового Константинополя, и у него, впервые во взрослом состоянии, появились яички, его целомудрие подверглось тяжким испытаниям, особенно вследствие эротически возбуждающего действия жвачки грез, но он оставался добрым и благочестивым человеком.

Далей вежливо поклонился. Отец Бойл тоже, что, учитывая его вероятное отношение к Константинопольской церкви, могло потребовать немалого самообладания. Патриарх, голос которого звучал октавой ниже, чем Алексей помнил по своей прежней имперской столице, сказал:

— Готов ли мэр Шайтауна принести присягу как кесарь Нового Константинополя?

Алексей перевел это с греческого на латынь для Бойла, а тот переложил на английский послерожденных.

— Готов, — торжественным голосом ответил Йвочесть. Присяга, к которой привел мэра Далея Гарид, была много пышнее и обязывала куда к большему, нежели та, которую принес басилевс судье Коркорану. Она взывала ко всем трем ликам Святой Троицы, к Божьей Матери и целому воинству святых (среди прочих — и к Святому Андрею, покровителю Константинополя) и навлекала на него анафему и проклятие, если он отступит от нее хотя бы на йоту.

— Итак, будешь ли ты верен своему слову, во имя Отца, Сына и Святого Духа? — закончил патриарх. — Далей перекрестился.

— Да, клянусь именем Отца, Сына и Святого Духа.

— Склони голову, — приказал Гарид. Когда Йвочесть подчинился, патриарх помазал его маслом из рыбьего жира, которому был придан сладкий аромат добавлением духов, полученных из грааля.

Алексей водрузил на голову Далея травяной венок, окрашенный в алый цвет.

— Слава нашему кесарю! — воскликнул он. Жители Нового Константинополя закричали: «Ура!» вместе с делегацией из Шайтауна. Хор запел гимн хвалы и благодарения.

— Что теперь? — спросил вновь испеченный кесарь. «Когда будем праздновать?» — так понял Алексей его слова. Он сказал:

— Нам осталось еще одно перед тем, как начнется пир. — Далей скрестил руки на могучей груди и принялся ждать. Басилевс возвысил голос:

— Возведя Йвочесть в звание кесаря, я оставил моего брата Исаака без подобающего ему титула.

Поскольку он одновременно плоть от моей плоти и моя правая рука, с вашего согласия, жители Нового Константинополя, я предлагаю ему достоинство Себастократора, августейшего правители, и достоинство указанного звания да будет между моим званием басилевса и званием кесаря.