И Джаггер, и Ричардс встали перед дилеммой – как быть? Мик Тейлор уже был в составе группы, а поклонники увидели вот что: оказывается, из состава группы может выбыть один из основателей – а группа продолжит существование, с группой ничего не случится. Невиданный прецедент, до этого такого не бывало. При том, что смерть Джонса была отнюдь не первой в мире рок-н-ролла: можно было погибнуть, как Бадди Холли, но для него Crickets были всего лишь аккомпанирующей группой – Crickets без Холли никому интересны не были. А представьте, если бы умер кто-то из битлов? А тут – умирает один из отцов-основателей группы № 2 – и не происходит ровным счетом ничего. Группа продолжает стоять на ногах – и даже куда более уверенно, чем при Джонсе. Все это в один голос подтверждают, и прежде всего Джаггер и Ричардс: нам комфортно с Миком Тейлором, мы начинаем делать новую музыку. И это действительно так – начинается новый поворот, который приведет их к еще одной высшей точке карьеры. Как во времена Джонса они записали великий альбом Aftermath, так и с Тейлором они запишут гениальный Exile On Main Street.
На концерте в Гайд-парке все обставляется очень торжественно и помпезно: Джаггер читает стихотворение Шелли «Адонис» на фоне портрета Брайана. Кроме того, «Стоунз» планировали, что выпустят из огромных ящиков специально приготовленных бабочек – море насекомых, взлетающих над толпой, должно было символизировать полет души Джонса к небесам. Но большая часть бабочек в ящиках задохнулась – а один ящик даже немного подавили, и когда коробки открыли – то мёртвенькие бабочки грустно высыпались оттуда сереньким прахом. «Шутка не удалась», как сказали бы в Хогвартсе. Но – это было лучшее из возможного, по крайней мере, оценим красивый жест.
Ни Джаггер, ни Ричардс на похороны Брайана не пришли, туда явились только Чарли Уоттс и Билл Уаймен. В газетах написали штуку, которая их сильно обидела – что «Роллинг Стоунз» не были на похоронах своего основателя. А формально это, конечно, было не так, но газетчики перестали считать группой кого-либо, кроме Мика и Кита – и это был еще один тревожный звоночек.
Родственники Джонса долго добивались отпевания: священник не хотел служить мессу по человеку, который был связан с наркотиками. Но, учитывая, что у Джонса было еще и шесть внебрачных детей – его, хоть в итоге и отпели в церкви, но отказались хоронить на территории кладбища. Похоронили Джонса за кладбищенской оградой, формально – вне территории кладбища. Зато, когда бронзовый гроб везли из церкви к месту упокоения – Джонсу отдавали салют полицейские, и это было единственное, что заставило Чарли Уоттса в этот день улыбнуться. Думаю, и самого Брайана это бы позабавило: полицейские, всю жизнь преследовавшие Джонса, отдают ему честь.
Есть одна версия, которая мне лично нравится – касательно роли Брайана Джонса в музыке. Первое – он показал, что ты можешь основать группу, но группа с легкостью от тебя избавится, и это произойдет равно незаметно как для группы, так и для ее поклонников. Группу продолжат любить, группа по-прежнему будет собирать стадионы, а вот выплывешь ли ты из бассейна – это вопрос. Это первое. Второе – Джонс продемонстрировал, что, с одной стороны, нужно не бояться идти поперек существующего имиджа. Слепить группу, играющую поперек и вопреки мейнстримовой музыке – и это сработает как антитеза. И это открытие работает и по сей день. Я лично думаю, что он записался бы с музыкантами из Жажуки, и, может быть, мы бы получили какую-то сложную системную рок-оперу его авторства.
Ну и сейчас самое интересное – касательно теории «переходящего гения», о которой мы говорим чуть ли не в каждой из наших лекций. В кого же переселился Брайан Джонс? Его душа, надо сказать, нашла себе вполне пристойное тело. Этот человек, правда, родился чуть раньше, чем Джонс умер – и прекрасно чувствует себя в области разнообразных музыкальных экспериментов. Ему, кстати, удалось довести до конца то, что Джонс только задумал. Он съездил в Африку и записал альбом с африканскими музыкантами, который продавался чуть ли не так же успешно, как и записи его группы. Он основал одну из лучших и известнейших групп своего времени, конкурировавшую с другой английской группой. Он точно так же мог выйти из состава этой группы, чтобы обратно вернуться в нее – и он сделал то, что Джонсу не удалось: он вновь реанимировал свою группу и сыграл с ней в Гайд-парке. Думаю, вы понимаете, о ком я. Я, конечно, о Дэймоне Олбарне. И, когда мы слушаем альбом Parklive – совершенно криминальный по исполнению, но невероятно крутой по драйву, – то понимаем, что, доживи Брайан Джонс эти несколько дней до концерта и выйдя он со «Стоунз» на сцену – это было бы примерно так же: он не попал бы ни в одну ноту, но к этому концерту мы относились бы точно как к абсолютно эпохальному, безумному и фантастическому событию.