Легенды мирового рока

Я помню, как в 1993 году впервые оказался в США – ощущения и по сей день незабываемые и чрезвычайно свежие: этот «дивный новый мир» оказался вовсе не таким пугающим или не понятным, как я мог предположить. Далекая Америка оказалась не такой далекой, а законы, по которым жило таинственное общество развитого капитализма – вполне логичными, понятными и не сильно отличавшимися от принципов устройства Советского государства, с которым мы так недавно распрощались.

Но вот что воистину поражало и удивляло – это масштабы рекламы. Нет, дело не только в рекламных щитах, бывших в ту пору для русского человека диковинкой, а в продуманности и логичности этой рекламы: если тебе хотят продать продукт – будь уверен, рекламодатель сделает все возможное, чтобы ты как минимум обратил на продукт внимание. А от любопытства до покупки, как водится, один шаг.

В тот год продавали Nirvana – их новый альбом In Utero, и масштабы рекламы были столь велики, что казалось – никакой другой группы в Америке просто не существует. Знаменитая «бабочка» красовалась везде: на билбордах на улице и в метро, в рекламных блоках газет, по телевизору рекламировали и альбом, и тур в его поддержку, и у меня – тогда еще не особо знакомого с творчеством Кобейна и его группы – эта нарочито жесткая и назойливая рекламная кампания вызвала скорее чувство отторжения, чем приятия. Пластинку запихивали мне в руки практически насильно, в музыкальных магазинах все стены были увешаны промопостерами, а картонный Кобейн выглядывал чуть ли не из-за каждой полки с дисками.

Хотел ли этого сам Курт Кобейн, простой мальчишка из Абердина, желающий исключительно одного – сочинять музыку, которая будет чертовски не похожа на то, что крутится на всех радиостанциях и мелькает по MTV? С Кобейном произошло то, к чему стремятся миллионы его соотечественников – он реализовал Великую Американскую Мечту. Но хотел ли он этого?

* * *

Курт Кобейн родился 20 февраля 1967 года в Абердине, штат Вашингтон. С детства малыш проявлял интерес к музыке – на песни The Beatles его подсадил его дядюшка Чак, и в пять лет Курт уже написал свою первую песню: о том, как вся его семья ездила на выходные в местный парк. Тетушка Мэри Эрл дарит Курту барабанную установку – и маленький Кобейн с радостью учится играть (получается у него, надо сказать, неплохо), но затем в жизни Курта происходит событие, которое повлияет на всю его жизнь. Отец и мать Кобейна разводятся.

Спустя много лет сам Курт будет называть это событие главным, чуть ли не системообразующим для всей своей жизни: малыш понял, что счастье ушло навсегда – больше никогда мама и папа не будут вместе, и то, что казалось незыблемым, несокрушимым, его семья, – все это навсегда осталось в прошлом. Кобейн позднее так описывал то время: «Я стыдился своих родителей. Я не мог нормально общаться с одноклассниками, потому что мне ужасно хотелось иметь типичную семью: мать, отец. Я хотел этой уверенности, и из-за этого я несколько лет злился на родителей».

Курта отчаянно лихорадит: он живет то с матерью, то с отцом, но с новыми семьями своих родителей он ужиться не может – он кажется сам себе лишним, в новых семьях родители заняты своими собственными жизнями, а до жизни Курта им фактически нет никакого дела.

Тут-то у малыша Кобейна появляется первый и главный музыкальный друг – его главным героем становится вовсе не Игги Поп, и даже не группа Sonic Youth, как пишут в многочисленных биографиях Курта. Его главным героем, его образцом для подражания становится Джон Леннон. Спустя много лет на записи Nevermind продюсер Бутч Виг эту страсть Кобейна к творчеству Леннона будет яростно использовать: надо сказать, что эту пластинку Курт писал в откровенно разобранном состоянии и мог явиться в студию, будучи под воздействием определенных веществ (увы, но этот факт из биографии Кобейна мы не можем упустить). И Виг регулярно просит Курта записать очередную вокальную партию, чтобы получилась плотная голосовая «пачка».

Надо сказать, что Кобейн обладал феноменальной музыкальной памятью – он мог с точностью до ноты повторить ту партию, которую спел час или два назад. И Кобейн отпевает по пять-шесть дублей подряд (Виг нарочно не дает Курту слушать предыдущую запись, но Кобейн все отпевает в точности). Изначально Кобейн был против подобной записи вокала, ему это казалось пустой тратой времени, он предлагал поиграть с частоткой, просто выкрутить ручки на пульте так, чтобы вокал звучал помощнее, но Виг употребил последний – и максимально действенный аргумент: «Леннон писался так же», и это мгновенно сняло все возможные вопросы со стороны Кобейна.