Легенды мировой истории

Венеция таяла за кормой, галера выходила в Адриатику. Марко никогда до этого не был в открытом море. Он стоял на носу и читал молитву, рекомендованную «справочником» Zibaldone к троекратному повторению перед морским путешествием: «Святой Ариель и Товий («И святой Марк», — добавил он для пущей надежности), Христос-победитель, Христос-владыка, Христос на небесах, Христос на земле…» И опять: «Христос-победитель, Христос-владыка, Христос на небесах, Христос на земле…» И опять…

Его немного тревожило, что солнце — бледное и неяркое: Zibaldone учил, что, «если солнце утром безжизненного цвета, словно выцветшее, значит, быть шторму и другой непогоде».

— Эй, в нашем деле стоять да смотреть — толку мало будет! — ворвался в молитву голос отца. — В каюте возьмешь перо и пергамент, да не дорогой, а серый, подешевле, и составишь подробную опись провизии в трюме..

Марко бросился выполнять отцовский приказ, а бородатый Никколо с непослушным «ежиком» волос и дочерна загорелым лицом, на котором так и сияли неправдоподобно голубые глаза, сам засмотрелся на уменьшающуюся позади — в который уже раз! — таможню Пунта Догана.

Нечастым он был здесь гостем, но именно Риальто заставлял его гордиться тем, что он — венецианец. Пока шумит этот рынок, стоять и городу!

Потом его мысли сменили направление. Да… Не простые они теперь купцы, а служат самой Инквизиции. Монголы — враги опасные и могучие. Они подмяли под себя и Китай, и Московию — страны огромные. Христианство и Республика должны знать, как можно от них защититься. Затем и посланы они к монгольскому хану.

«Хубилай об этом, видать, знает, он непрост, но у него для нас свои задумки, а у Серениссимы[135] — свои. Положение неудобное — как раз посередке, нуда ничего: Венеция между водой и землей который уж век — а стоит и процветает!..»

Два года ждали братья в Венеции избрания нового папы, но тщетно. А тут вдруг были призваны в канцелярию Инквизиции и получили приказ отправляться к хану немедленно. Никколо все недоумевал, как же так, ведь они не выполнили поручения хана: папа еще не избран, ханские письма, естественно, не переданы, и сотню монахов-миссионеров они не нашли. Одним только маслом лампадным разжились — и всё. Но в канцелярии причину спешки объяснили Никколо так: при дворе хана недавно объявились генуэзцы, а значит, надо держать их сношения с «тар-тарами» в поле зрения. И теперь братья плыли в полную неизвестность: хан может помиловать, а может и казнить. Но не выполнить приказ Инквизиции было столь же опасно.

«Знает старая монгольская лиса о давней вражде между Венецией и Генуей, — думал Никколо. — Хитер старик, ох хитер! Всех использует! Европейцев — против завоеванных китайцев, генуэзцев — против венецианцев, чтоб передрались друг с другом. Так всеми легче править! Птица Рух его интересует, видите ли!.. Масло лампадное!..» — Никколо догадывался, что про их шпионство хану известно. А как соберут они о монголах все сведения, что требует Инквизиция, — вряд ли отпустит их хан просто так, без залога.

Потому и посоветовал им преподобный епископ Теобальдо Висконти, который принимал их в Акре еще на пути в Венецию, в обратный путь к Хубилаю взять с собой такой залог, и самое верное — какого-нибудь достаточно подросшего сына, если таковой имеется… Это неприятно поразило отца: даже о его Марко знала Инквизиция. Ханские письма римскому понтифику епископ Висконти посоветовал оставить тогда у него.

И до начала константинопольских погромов венецианская Святейшая Инквизиция послала доверенных людей — предупредить, чтобы уносили Поло из города ноги подобру-поздорову: намечается смута. Здорово все получилось: вовремя сумели превратить недвижимость в драгоценные камни и удалиться от погромов на безопасное расстояние. А долг — платежом красен. Потому и служат теперь и папе, венецианской Инквизиции, и Хубилаю. Но вернее всего — самим себе. Да, тревожно братьям было отплывать. И опасался Никколо за Марко: все-таки родного сына сам вез в заложники. Ну да не оставит Пресвятая Дева!

Никколо вспомнил вдруг о жене: «Жаль — умерла, не дождавшись!..»

Хотя, честно-то сказать, за столько лет разлуки и за чередой экзотических подружек он ее совершенно забыл. Помнил только солнечный остров Курзолу, да то, что девица была скромная, тихая, не вертихвостка… И вот ведь какого парня вырастила: счет знает, карты разбирает, по-гречески разумеет. Остаются монгольский да китайский. Да еще владение мечом, стрельба — надо будет на корме приладить мишень, пусть в море тренируется. А как удастся добраться до суши — непременно верховая езда!

На палубе галеры Никколо выделялись выбритые тонзуры двух монахов — их братья Поло везли к Хубилай-хану. Монахи обернулись в сторону Никколо, и он поклонился святым отцам. И подумал между тем, что представляют они собой жалкое зрелище. Хан хотел сто «искушенных в семи искусствах» миссионеров, но братьям удалось залучить лишь этих двоих — остальные отказывались ехать в Китай наотрез.