Тлеполем, из-за которого Поликса убила собственного отца, пал у Трои во время войны, которая началась и десять лет шла из-за нее, Елены. Так считалось и будет считаться. Но ее любовь к Менелаю началась именно с того, что он — заставил ее усомниться в своей вине. Он сказал ей, что тогда, у стен Трои, каждый из них вел свою войну. Кто — чтобы покрыть себя славой или создать невиданное царство, кто — ради богатства, женщин, кто — стремясь убежать от тусклых будней, надоевших жен, бедности, долгов, кто — чтобы доказать что-то себе или другим. А кто-то бился под троянскими стенами потому, что война хорошо помогает забыть о своей бесприютности и неприкаянности. Может быть, говоря все это, Менелай кривил душой, потому что слишком любил ее, Елену, а может быть, действительно говорил правду, но после тех слов жизнь снова показалась для нее возможной…
— Зачем ты здесь? — спросила ее постаревшая, отяжелевшая Поликса. Спросила строго и спокойно. Она стояла вся в черном, и тонкие ткани одежд обтекали ее, как вода — беременную дельфиниху.
— Мне больше некуда плыть. Возьми мой корабль и гребцов. Сделай меня своей рабыней…
— Мой муж полюбил тебя, он сватался за тебя в Спарте, а потом отплыл в Трою, на ту, твою войну. И погиб. А я убила за него своего отца. Я целый год боялась заснуть. Потому что, как только засыпала, он приходил и смотрел. Но — совсем без укоризны. Слышишь, Елена, он не укорял меня, преступную дрянь, за свою смерть! Ты знаешь, как ночью эринии…
— Знаю. Я хорошо знаю эриний, и они очень хорошо знают меня. — Поликса взглянула на Елену пристально и гневно и увидела, что та говорит правду. — Но только муж твой Тлеполем не знал меня и любить тоже не мог, его влекло любопытство, которое подогревали слухи обо мне. И сватался он не за меня, а за царство Тиндарея. И в Трою он отплыл не из-за меня, и ты тоже знаешь это. Он был честолюбив, сородич Геракла, он знал, что богатую добычу и славу приносит только большая война.
— Я могу приказать своим рабам убить тебя — ты принесла столько горя людям, — произнесла Поликса, но произнесла как-то неуверенно.
— Ты правильно сделаешь, — неожиданно твердо сказала Елена, — Но только перед этим дай мне выспаться. И обещай: утром мы пойдем в бухту Звучащих Раковин. А потом, там — убивай. Меня столько уже раз должны были убить, что удивительно, как это я до сих пор еще дышу.
— Бухта Звучащих Раковин? О чем ты? На Родосе нет такой бухты.
Елена приблизилась к Поликсе и положила руку на ее плечо. Та не сбросила ее руки.
— Неужели ты не помнишь? Есть… Она здесь, и больше — нигде!
…Утром в гавань Родоса медленно вошла еще одна черная спартанская галера. У ее мачты стояли двое знатных юношей в богатых доспехах и небольшого роста молодая женщина — некрасивая, но с прекрасными глазами. Увидев в той же бухте корабль Елены, они обменялись многозначительными взглядами.
А в это время две немолодые женщины во вдовьих одеждах продирались, тяжело дыша, сквозь заросли ежевики. Они исцарапались и растрепались, потеряли свои покрывала, но наконец им открылась та давно забытая всеми бухта.
Горячий песок приятно грел, не обжигал. Елена и Поликса сбросили сандалии и погрузили в него ноги. Вдруг тишину нарушил стрекот дельфинов. Женщины переглянулись, пошли к воде, сели у самой кромки. Меловое дно разголубило бухту до удивительно чистого тона. Все в мире изменилось, но только не этот песок, не эта вода. Не было больше рабынь с белыми полотнами, не было красных кувшинов. Но бухта осталась прежней. Долгие годы она возвращалась в память как Счастье и наконец — вернулась наяву.
Ушли все муки, старость и боль. Остались где-то за зарослями ежевики десятилетняя война, уродливые эринии, вся злая память прожитых лет. В мире для Елены и Поликсы снова были только нагретый песок и стрекот дельфинов. И — большие пустые раковины, в непостижимом чреве которых продолжало рокотать немолчно шумящее море.
БРИТАНИЯ:
ЖЕНЩИНА НА КОЛЕСНИЦЕ
«VENI, VIDI…»
В конце лета 698 года от основания Вечного города[48] римляне впервые увидели еще не известный цивилизованному миру остров. Пришли они на него, по своему обыкновению, легионом. Точнее, двумя. У их предводителя уже наметилась ранняя лысина, у него были тонкие пальцы и развитые бицепсы. И его отличал пронзительный взгляд серых глаз… Звали предводителя Юлий Цезарь, и отнюдь не праздное любопытство привело его сюда…
В наскоро разбитом лагере жгли костры, жарили мясо. Палатки легионеров и шатры легатов[49] светились в сгустившейся непроглядной тьме.