Легенды мировой истории

Все засмеялись, и даже давно поднявшийся с земли Каратак. До этого он молчал и выплевывал сухие дубовые листья, которые набились ему в рот во время схватки. А теперь сказал:

— Ты для них всё равно не больше, чем… — Он оглянулся по сторонам и увидел большого, лежащего под деревом пса. — …Чем для меня — этот пес. Мы все для них — только звери.

Прасутаг пожал плечами и не стал его больше бить. Ведь она просила.

— Я очень хорошо знаю, что я за зверь, — сказал он. — А что думают обо мне римляне или Каратак, для меня не важно. Мне важно только то, что думает моя жена. Меня с ней соединили друиды, и, пока они же не разорвали наш союз, она все равно остается моей женой.

— Боудикка думает иначе. О ней — забудь. Но я теперь — не о том. — Каратак нахмурился. — Ты все еще хорошо держишь меч. Иди к нам, мне нужны люди. Тогда мы скорее отбросим римлян к морю.

Только мгновение Прасутаг колебался: ведь так он сможет видеть Боудикку каждый день… Но видеть ее каждый день с Каратаком было бы слишком тяжело, поэтому Прасутаг ответил:

— Ты же помнишь ту битву, когда погиб Тогодубн. Ты помнишь тот ад. Этого не забыть. Неужели ты не понял: их бог войны сильнее нашего Камула[80]? Во время битвы он превращает их в железные крепости, от которых отскакивают даже копья. Это не люди, это — порождения бога войны.

— Ты видел их вождя близко? — тихо спросила вдруг Боудикка.

— Так же близко, как тебя.

— Он был похож на бога войны?

Прасутаг вспомнил невысокого Клавдия, его тщедушие, даже, кажется, хромоту:

— Нет, совсем не похож.

— Он молод? — снова спросила она.

— Нет, стар.

— Значит, он наверняка человек. А людей можно победить, если знать, как. — Она повернулась к Каратаку: — Ты тоже видел, как во время битвы они превращались в крепости?

Она спросила это с усмешкой, и Каратак не успел ответить, потому что тут уже все зашумели, ведь многие были в той битве. Кто говорил, что превращались, кто доказывал, что римляне просто смыкали щиты, и это у кельтов каждый в бою сражается сам за себя, а у них десять, тридцать, даже сто воинов бьются слаженно, словно один. Может быть, это боги римлян делают их одним целым во время битвы?

Боудикка подняла руку, и все смолкли.

— Если они просто смыкали ряды, то мы во время битвы должны отвлекать их друг от друга подальше и не давать сомкнуть щиты и превратиться в свои крепости. Значит, и нам нужно научиться биться в открытом бою вместе.

Каратак вдруг разозлился:

— Тебя не было в той битве, Боудикка! Ты не видела их. А я — видел. Поэтому запомни: мы никогда не сможем победить их в открытом бою. В открытом бою они — всегда сильнее. Мы победим их, только нападая из лесов тогда, когда они этого не ожидают, только поджигая их дома, лагеря, крепости, города. Убивая их, где бы они ни были. Чтобы они просыпались в страхе, весь день оглядывались в страхе и со страхом ждали приближения ночи! Мы будем нападать и нападать, пока за каждым деревом им не станет мерещится один из нас и пока мы не истребим последнего из них.

Воины одобрительно взревели.

— Римлян больше, чем листьев в лесу, — покачал головой Прасутаг. — Откуда ты знаешь, сколько их еще осталось в той земле, откуда они приходят? Что ты вообще знаешь о той земле? Ничего. Ты еще молод, Каратак, тебе еще нужно набираться мудрости…

Он посмотрел на Боудикку.

Та долго молчала, потом сказала грустно:

— Когда-нибудь ты тоже поймешь, Прасутаг, что ты для них, для римлян, — только пес и раб.

Прасутаг понял: она повторила слова Каратака. И только пожал плечами.

Всю обратную дорогу у него предательски щипало глаза, потому что больше всего на свете он хотел каждое утро видеть эту женщину и ее детей в своем доме, у своего очага. Но он знал, что этому не суждено быть. Потому что он увидел: Боудикка была у Каратака не просто подругой — она вообще больше не была той розовощекой, с припухлыми губами дочкой друида Катувела с острова Мона, на которой он когда-то женился. Теперь это была худая, красивая, одержимая женщина — и воин, и вождь. И к нему она — никогда не вернется.

Но Боудикка все-таки вернулась. Вот как это было. Шел десятый год римского завоевания. А со дня его последней встречи с Боудиккой — тогда, в лесу — минуло две зимы.

Не проходило теперь недели, чтобы Каратак и его повстанцы не нападали на римлян. Они даже осмелели до того, что ночью сожгли казармы в Камулодуне и перебили много легионеров. И терпение римлян кончилось. Они окружили войско Каратака и подожгли лес на огромной территории. Каратака захватили и — Прасутаг слышал разговоры в курии — в цепях увезли в Рим на галере.

Его тогда совсем одолела бессонница. Вот и в ту ночь он вдруг проснулся в своей богатой, просторной хижине. Лил дождь. В соломе крыши ворковали голуби. И тут сквозь шум дождя он явственно услышал отдаленный топот копыт. Ближе, ближе…

Он взял меч и стал у двери, готовый ко всему.