Легенды о Христе

Уничтожив всех своих птиц, Иуда подошел к Иисусу, который продолжал красить своих птичек, сверкавших, как драгоценные камни. С минуту Иуда молча разглядывал их, а потом наступил на одну из них.

Когда Иуда увидал, что маленькая птичка превратилась в безобразный комок серой глины, его охватило злорадство, он захохотал и поднял ногу, чтобы раздавить и следующую.

– Иуда! – закричал Иисус. – Что ты делаешь? Ведь это живые птички! Они поют!

Но Иуда продолжал со злости топтать его птичек.

Иисус озирался кругом, ища помощи. Иуда был больше его, и у Иисуса не хватило бы сил удержать его. Он искал глазами мать. Она была недалеко, но, прежде чем она подошла бы, Иуда мог раздавить всех его птиц. Глаза Иисуса наполнились слезами. Под ногами Иуды валялись уже четыре птички. Оставалось всего только три! Иисусу было больно и горько, что птицы лежали неподвижно и не пытались спастись, он захлопал в ладоши, чтобы спугнуть их, и закричал:

– Улетайте! Улетайте!..

И три оставшиеся птички вдруг ожили, замахали крылышками и, робко вспорхнув, перелетели на край крыши, где им уже не грозила опасность.

Иуда, увидав, что птицы по приказанию Иисуса ожили, распустили крылья и полетели, зарыдал, начал рвать на себе волосы и бросился к ногам Иисуса, целуя его колени и умоляя Иисуса раздавить его так же, как он топтал глиняных птиц.

Мария, все время молча следившая за игрой детей, теперь встала, подняла Иуду с земли, посадила к себе на колени и приласкала его.

– Бедный мальчик! – сказала она. – Ты не понимаешь, что ты поступил так, как ни одно живое существо не смеет поступать. Никогда не делай этого, если не хочешь сделаться самым несчастным из людей. Горе человеку, который захочет сравняться с Тем, Кто может солнечные лучи превращать в краску и мертвой глине придавать дыхание жизни!..

В храме

Жили некогда двое людей – муж и жена. Однажды они отправились со своим маленьким сыном в Иерусалимский храм. Сын их был необыкновенно красивый ребенок: волосы его ниспадали мягкими локонами, а глаза сияли как звезды.

Мальчика ни разу еще не брали в храм, пока он не подрос настолько, чтобы понимать все окружающее. И теперь родители водили его по храму и показывали все его великолепие.

Там были длинные ряды колонн, золотые алтари; святые мужи сидели на циновках и поучали своих учеников; тут можно было видеть и первосвященника с нагрудником из драгоценных камней; занавеси из Вавилона, затканные золотыми розами; громадные медные двери, которые были так тяжелы, что тридцать человек едва могли отворять и затворять их… Не перечесть всего, чем славился этот знаменитый храм!..

Но мальчика, которому всего было двенадцать лет, мало занимала роскошь и великолепие храма. Мать говорила ему, что все это величайшие редкости во всем мире. Она говорила, что ему еще не скоро придется снова увидать их: в бедном городке Назарете, где они жили, нечем было любоваться, кроме пыльных улиц.

Но ее рассказы не производили на мальчика большого впечатления. Мальчик, казалось, с удовольствием убежал бы из храма и вернулся играть в узкие улицы Назарета.

Но вот что было удивительно: чем равнодушнее выглядел мальчик, чем рассеяннее делался его взор, тем веселее и довольнее становились его родители. Они радостно кивали друг другу за спиной мальчика и, казалось, были вполне счастливы. Наконец мать сжалилась над усталым ребенком и сказала:

– Мы ходили слишком долго. Поди отдохни немного!

Она присела у подножия одной из колонн и сказала мальчику, чтобы он лег на пол и положил голову ей на колени. Мальчик охотно ее послушался и сейчас же задремал.

Как только он заснул, жена сказала мужу:

– Ничего я так не боялась, как той минуты, когда он войдет в Иерусалимский храм. Я думала, что, увидя Дом Божий, он захочет навсегда остаться в нем.

– Я тоже боялся этого путешествия, – сказал муж. – При его рождении было немало чудесных знамений, указывавших на то, что ему суждено стать великим царем. Но что принесет ему с собой даже царский сан, кроме забот и опасностей? Я всегда говорил, что, как для него, так и для нас, лучше всего будет, если он останется простым плотником в Назарете.

– С тех пор как ему минуло пять лет, – задумчиво сказала мать, – с ним не случалось больше никаких чудес. И сам он не помнит ничего из того, что происходило во время его младенчества. Теперь он такой же ребенок, как и все остальные дети. Конечно, да будет на все воля Господня, но я начинаю надеяться, что Бог в Своей милости изберет другого для высоких судеб и оставит мне моего сына.

– Что касается меня, – продолжал муж, – я уверен, что все пойдет хорошо, если он ничего не узнает о знамениях и чудесах, происходивших в первые годы его жизни.

– Я никогда не заговариваю с ним об этом, – отвечала жена. – Но я боюсь, что помимо меня может случиться что-нибудь такое, что откроет ему, кто он. Больше всего боялась я вести его в этот храм.

– Ты можешь успокоиться: опасность миновала, – сказал муж. – Скоро мы снова вернемся в Назарет.