В путь свой с богами иди и не мысли, чтоб мог быть опасен Яд мой тебе; не в твое он чистое сердце проникнул,
Нет! а в того, кто сердцем твоим обладает: отныне
Будет он жить там и мучиться. Ты ж, превращенный, с надеждой
Путь продолжай; ищи в чужих странах пропитанья;
Но не забудь о стихийных дарах, от богов полученных В брачный день; они для тебя не потеряны; помни,
Наль, об этом; и также твое искусство конями Править тебе сохранилось. В царство Айодское прямо Путь свой теперь обрати; там увидишь царя Ритуперна;
Нет на земле никого, кто с ним бы сравнился в искусстве Счета и так бы в кости играл. «Я Вагу ка, правитель Коней»,— скажи ты ему про себя; и если он спросит,
Много ли можешь в день проскакать? «Сто миль»,— отвечай ты. Он твоему научиться искусству захочет; за это Сам научит тебя искусству считать; без него ты В кости все царство свое проиграл. И как скоро искусство Это получишь, страданья твои прекратятся, следа не оставив;
В ту же минуту, когда, и жену и детей отыскавши,
Прежний свой вид возвратить захочешь, лишь только об этом Часе вспомни и в этот щиток поглядись; кто владеет Этим щитком, того на земле все змеи боятся».
Так говоря, Керкота одну из зеркально-светлых,
Шею его украшавших чешуек снял и, подавши Налю, промолвил: «Носи ее на груди; в роковое Время эта чешуйка тебе пригодится». Потом он Скрылся; а Наль остался в лесу один, превращенный.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ I
Наль, разлучившися с змеем, пошел в Айодское царство Службы искать у царя Ритуперна, который давно уж Принял к себе и Варшнею, прежде служившего Налю. Мудрый царь Ритуперн, великий конский охотник,
Лучших искусников править конями сбирал отовсюду.
Наль, через десять дней пришедши в Айоду, к царю Ритуперну
Тотчас явился. «Я конюх Вагука,— сказал он,— в искусстве Править конями мне равного нет; сто миль проскакать их В день я заставить могу. И во многом другом я искусен: Пищу никто так вкусно, как я, не умеет готовить.
Всякое дело, для коего нужны и труд и уменье,
Взять на себя я готов и к тебе, царю Ритуперну,
В службу желаю вступить». Ритуперн отвечал благосклонно:
«В службу, Вагука, тебя я беру; ты будешь отныне Главным конюшим моим; надзирай за моими конями,
К скачке проворной их приучая; за службу же будешь Сто золотых получать. Товарищ твой будет Варшнея,
Конюх искуснейший в деле своем, с ним старый Джевала, Мой заслуженный конюший, и много других; ты без скуки Будешь с ними досуг свой делить; и свободен ты делать,
Что пожелаешь. Будь главным моим конюшим, Вагука».
Вот и служит конюшим Наль у царя Ритуперна,
Царь без царства, муж без жены, изгнанник, лишенный Даже лица своего, и Варшнея, ему так усердно Прежде служивши, теперь уж товарищ ему: под одною Кровлей они; но чужды друг другу, и вместе и розно,
Каждый своею печалью довольный, Варшнея о жалкой Гибели Наля-царя сокрушаясь, а Наль по супруге,
Брошенной им, ежечасно тоскуя. И было то каждый Вечер, что Наль, убравши коней, один затворялся В стойле и пел там все ту же и ту же печальную песню:
«Где, светлоокая, ты одинокая странствуешь ныне?
Зноем и холодом, жаждой и голодом в дикой пустыне Ты, изнуренная, ты, обнаженная, вдовствуя бродишь.
Где утешение, в чем утоление скорби находишь?»
Так он пел. И однажды Джевала, подслушавши эту Песню, спросил у него: «По ком ты, Вагука, тоскуешь?
Кто же та, о которой такую грустную песню
Так заунывно поешь ты?» — «Пою про жену сумасброда,
Ею избранного, ею любимого, ум и богатство Вдруг потерявшего, ей изменившего, клятву святую,
Данную ей пред богами, забывшего. С ней разлученный,
Он уж давно в тоске, в раскаянье, в страхе, не зная Скорби своей утоленья ни днем, ни ночью, бездомным Странником бродит. Но каждую ночь, об ней помышляя,
Эту песню поет он. Скитаясь, как нищий, с терпеньем Пьет он свою, преступленьем налитую, горькую чашу,
Чашу разлуки, и горе свое с одним лишь собою Делит. Она же, которая с ним и в беде не рассталась,
Им в пустыне забытая... Где она? Что с ней? Лишь чудо Жизнь могло сохранить ей, со всех сторон окруженной
Смертью в лесах, где гнездится и дикий зверь и разбойник. Эту повесть он сам рассказал мне. С тех пор и пою я Песню его, как сам он поет, и об нем сокрушаюсь»...
III
...И вот, наконец, возвратилась К ближним своим Дамаянти. И много в Видарбе веселья Было при встрече ее. Когда ж Дамаянти со всеми Свиделась, с милою матерью, с добрым отцом и с родными Братьями, сродников всех знакомых увидела, к сердцу В сладких слезах прижала детей,— то первой заботой Было ее принести благодарность богам и браминов Всех одарить. И Бима исполнил свое обещанье:
Тысячу жирных быков с селом, богатым, как город,
Дал он брамину Судеве. Награду такую сначала Он обещал лишь тому, кто найдет Дамаянти и Наля;
Но, блаженный свиданием с дочерью, он уж не думал Боле о Нале. Зато не забыла о нем Дамаянти.
Ночь одну проведя в жилище отца, на другой день Матери так Дамаянти сказала: «Если ты хочешь Жизнь мне мою сохранить, возврати мне прекрасного Наля».