Приветлив с бедняками, справедлив И славен меж арабов, как халиф.
Но лишь одна ждала его беда!
Он — раковина полая, куда
Не вложена жемчужина. Он — ствол, Что ни одним побегом не зацвел...
Как он ни сеял — не всходил росток: Все сына нет, все пуст его чертог!
Отцу и невдомек, что не слаба,
Но мешкает в решениях судьба.
Пусть поиски напрасны! Не ропщи, Причину лучше тайную ищи.
Так связано все на земле узлом,
Что счастье вечно следует за злом.
И вот Аллах вознаградил отца За должное смиренье до конца.
И родился младенец дорогой —
Такой любимый, слабенький такой...
Родные совершить обряд пришли И мальчугана Кейсом нарекли.
И год прошел — ребенок рос и рос, Стройней тюльпана, прихотливей роз,
Весь упоен предчувствием любви,
Чья сущность разлита в его крови,
Как будто от него исходит свет,
И весь он — мирозданию привет...
И счастлив был и ликовал отец,
Когда пошел он в школу наконец.
Был выбран и наставник, старший друг, Знаток — преподаватель всех наук.
И рядом с Кейсом в тот же день и час Шумит ватага сверстников, учась.
И каждый мальчик, ревностен и строг, Готов учить и повторить урок.
А рядом с мальчиками у доски Есть девочки. Друг другу не близки,
Они сошлись из разных стран и мест,
От всех племен, что ведомы окрест.
И Кейс меж них ученьем поглощен,
Но и другим предметом увлечен!
С ним рядом есть жемчужина одна,
Как бы с другого поднятая дна,
Еще не просверленная, в красе Нежнейшей,— украшенье медресе.
Разубрана, как куколка, стройна,
Как кипарис, прелестна, как луна.
Шалунья! Взмах один ее ресниц Пронзает сердце, повергает ниц.
Газель, чей смертоносен тихий взор.
Чья кротость в мире вызовет раздор.
И если кудри — ночь, то светлый лик Как бы в когтях у ворона возник.
А крохотный медоточивый рот —
Предвестие всех будущих щедрот...
От черных кос, что стан ей обвили,
Зовут ее, как ночь саму,— Лейли.
Ее увидел Кейс и стал иным,
И сердце отдал за нее в калым.
Но и она, но и она полна Предчувствием,— как будто от вина,
Которого пригубить ей нельзя,
Все закружилось, медленно скользя.
Пришла любовь. И первый же глоток Из этой чаши — пламенный поток.
Но как им трудно в первый раз пьянеть,
Как странно им, как дивно пламенеть,
Как сладко им друг с другом рядом жить И с каждым часом все нежней дружить.
И ежечасно сердце отдавать,
И никогда его не открывать!..
Товарищи учением полны,
А эти два влечением пьяны.
Те говорят словами, как и встарь,
У этих — свой учебник, свой словарь.
Те много книг прочтут, чтоб не забыть,
А эти миг цветут — лишь бы любить.
Те сочетают буквы для письма,
А эти лишь мечтают без ума.
Те знатоки в глаголах, в именах,
А эти онемели в смутных снах...
...И Кейс бродил, влюбленный и безмолвный, Как зрелый плод, румяным соком полный.
Дни шли и шли. И день настал, когда Пришла взаимных вздохов череда.
Жилища их любовь опустошила,
С мечом в руке над ними суд вершила.
И между тем как немы их уста,
Уже роились слухи неспроста.
И сорвана завеса с детской тайны,
И весь базар взволнован чрезвычайно...
Путь пламени любовь нашла сама —
И вырвалась. И Кейс сошел с ума.
Да, он, глядевший на Лейли украдкой,
Снедаем был безумной лихорадкой.
И рядом с ней, и близко от нее —
Лишь растравлял отчаянье свое.
Ведь сердце — путник над скалистой бездной,— Когда сорвешься — помощь бесполезна.
А тот, кто этой доли не знавал,
Его Меджнуном странным называл.
Да, был он одержим. Не оттого ли Он кличку подтверждал помимо воли?..
И он бродил по рынку и вдоль улиц,
И все, кто с ним, рыдающим, столкнулись,
Что на него дивились и глазели,
Что слышали напев его газели,—
Все ринулись за ним оравой шумной,
Кричали вслед: «Меджнун, Меджнун, безумный!»
А он и впрямь с рассвета до звезды Не признавал ни сбруи, ни узды...
И что ни утро, он спешил босой,
Чтоб повстречаться с милою красой.
Простоволосый, он бежал в пустыню,
Чтоб увидать любимую святыню.
Он шел, чтобы к шатру ее прильнуть.
И долог был его обратный путь.
Быстрее ветра он спешил туда,—
Назад он плелся, будто сквозь года.
К ней он летел на сотне крыл летучих, Назад — дорога в терниях колючих...
Отец скорбел о сыне и, поведав О том родне, просил ее советов.
По мнению старейшин, лишь одна Дорога здесь пригодна и честна:
Не медлить с начинанием, из мрака Извлечь Меджнуна и добиться брака...
С почетом принят был шейх амиритов.
«В чем ты нуждаешься? Скажи открыто».
Тот отвечал: «Хочу быть ближе к вам, Прошу вас верить искренним словам».
И без утайки все сказал соседу:
«Ищу родства с тобою, не посетуй!
Как сочетать твое дитя с моим?
Мой сын рожден в пустыне и томим
Тоской по родниковой, свежей влаге.
А я забочусь о сыновнем благе
И говорю об этом без стыда.
Моя семья богатствами горда,
И знатностью, и пышностью известна.
Есть у меня желанье дружбы честной,
А для вражды всегда оружье есть.
Мне — жемчуг твой. Тебе — хвала и честь.
Ты продаешь. Товар в цене сегодня. Торгуйся, чтоб я выше цену поднял,
Запрашивай, покуда спрос велик».
Так кончил речь отец, и в тот же миг
Второй отец ответствовал учтиво:
«Ты говоришь весьма красноречиво.
Но пусть судьба решает за меня.
Могу ль сидеть у жгучего огня,
Не опаливши нашей дружбы честной?
Твой сын прекрасен, и родство мне лестно,
Но он для нас не родич и не друг,