Некромантка на него даже не смотрела. Она смотрела куда-то вниз и вбок, перед собой, но на деле ничего не видела и не замечала.
"Ты знаешь меня как наоди, — ответил голос в голове Велии. — Хотя раньше меня звали Найёдиу. Люди забыли, как меня зовут, но это не удивительно. Времени с моего последнего появления прошло очень много, так что спасибо, что не переименовали меня в какого-нибудь Живоклюя или Ширдырбера".
Колтрин щелкнул пальцами перед глазами Велии, пытаясь обратить на себя ее внимание.
— Это наоди, — проговорила она.
"Найёдиу. Можешь звать меня Най. Люди любят сокращения, насколько я помню. С вашей быстротечностью жизни и уровнем смертности почти как у насекомых я удивлен, что вы вообще успеваете разговаривать", — снова встрял голос.
— Ты его сейчас слышишь? — спросил Колтрин.
— Да.
Светлый вздохнул.
— Значит, не только чешуя. Он теперь с тобой еще и разговаривает. С этим надо что-то делать.
— Да… Но, думаю, это все может затянуться, так что сначала мы что-нибудь сделаем с некромантами в деревне, — сказала Велия.
— Это да, это конечно. Тем более, до того, как мы с ними разберемся, расставаться с когтями просто неразумно, да? — немного нервно усмехнулся Колтрин.
Глава 4
Найёдиу замолчал, но остаток ночи Велия все равно не могла заснуть. В ней засел какой-то монстр. Изменения, происходившие с телом, ее пугали, но голос в голове встревожил некромантку по-настоящему. Что, если она сходит с ума? Что, если ее мысли — это уже не ее мысли? Она владеет своим сознанием, или ей только так кажется? Может, весь мир вокруг лишь иллюзия и на самом деле она заперта в закоулках сознания древнего ящера, пока тот убивает людей направо и налево? Может, Колтрин уже давно мертв и валяется где-то, раскидав по земле кишки? Как жить, когда в голове говорят два голоса?
Пока Велия мучилась всеми этими вопросами, наступило утро. Когти сами собой уменьшились в размере, стали не длиннее отросших ногтей, и некромантка снова смогла надеть перчатки.
Ернестайн встала первой и гостям пришлось освободить свои постели, чтобы хозяйка смогла приготовить завтрак. Он прошел на редкость уныло. Ернестайн сварила кашу, позвала всех к столу, расставила тарелки, поставила на столе общее блюдо со вчерашним хлебом и села есть, недобро посматривая на некромантку. Велия посмотрела на свою тарелку с подозрением. У светлых магов вроде не принято травить людей, но вдруг Ернестайн сделала для Велии исключение? Некромантка осторожно попробовала кашу. Вроде обычная каша.
Колтрин смотреть на мать неодобрительно, но ничего не мог поделать. Ее было не узнать. Сколько он себя помнил, Ернестайн всегда вела себя с гостями очень приветливо, временами даже чересчур, и уж точно никогда не сидела за столом с таким лицом, словно у нее болят все зубы сразу. Насколько же людей меняет… что? Что Ернестайн испытывает к Велии? Ненависть? Злость? Неприязнь? Колтрин не рассчитывал, что все будет легко и просто, но о таком он и подумать не мог. Сестра мамы была некроманткой, и он не помнит, чтобы ее в семье кто-то открыто ненавидел. Или может дело в том, что родственников не выбирают, а Колтрин Велию выбрал и теперь за этот выбор расплачиваются они оба?
После завтрака Колтрин ушел наверх собираться. Ернестайн уже разговаривала с ним, но поняла, что отговорить его не удастся. Да и как отговорить человека от любви? Тут поможет разве что темная магия, а Ернестайн как-то больше по светлой. Потерпев неудачу с сыном, мать семейства переключилась на Велию: она позвала некромантку к себе в комнату для серьезного разговора.
В комнате Ернестайн будто специально все говорило о том, какая она хорошая хозяйка: в одном углу стояла прялка, в другом большой сундук с одеждой, на столике лежало несколько книг, пяльца с почти законченной вышивкой, а на кровати красовались расшитые, наверняка собственноручно, подушки. Нигде, как и во всем доме, впрочем, не было ни пылинки.
— Садись, — сказала Ернестайн сухо и сама пристроилась на краешке кровати.
Сегодня она была одета в серое платье с высоким воротником и широкими рукавами.
Велия села на кровать с другого края, отодвинув подушку с розами. Сначала она хотела отказаться, но настроение у нее было сегодня безрассудное: поговорить с Ернестайн, что может быть глупее? Этот разговор явно войдет в тройку самых сумасшедших поступков некромантки.
— Я не буду тебя отговаривать, — начала Ернестайн. — Я уже пыталась уговорить Колтрина, но ничего не вышло. Это было ожидаемо с самого начала, но как мать я не могла не попытаться. Однако, даже если мои слова не возымеют никакого действия, я могу быть спокойна: в конечном счете, у вас все равно ничего не выйдет.
— С чего бы это? — возмутилась Велия.
Планов на Колтрина у нее и не было, но никто, кроме самой некромантки, не может безнаказанно говорить, что у нее получится, а что нет. Чужие домыслы ей без надобности.