Легенды петербургских садов и парков

27 ноября 1718 года в Летнем саду состоялось первое в России общественное собрание-бал с участием женщин, известное в истории как ассамблея. В отличие от процветавших до того заседаний пресловутого петровского «всепьянейшего собора», где ничего, кроме пьянства, обжорства и беспутства, не происходило, ассамблея предполагала наряду с умеренными развлечениями деловое общение. Женщины на такого рода собрания в России были допущены впервые. На ассамблеях учились танцевать и вести светские беседы, играть в застольные игры и демонстрировать друг перед другом праздничные одежды.

Правда, присутствие дам не избавляло эти собрания от привычных стародавних казарменных шуток, инициатором и исполнителем которых чаще всего был сам император Петр I. Так, опоздавшему или провинившемуся, независимо от его пола и светского статуса, подносился огромный штрафной кубок вина — так называемый «Кубок большого орла», на крышке которого было выгравировано: «Пей до дна». Многие страдальцы, выпив такую смертельную дозу, тут же, под громкий хохот собравшихся, валились с ног. Идиома «Пей до дна», ставшая этакой раннепетербургской формулой щедрости и неумеренности, вскоре была подхвачена городским фольклором и превратилась в расхожую пословицу. Ритмическая хоровая мелодекламация безобидных трех слов до сих пор входит в обязательный ритуал русского обряда широкого гостеприимства.

Во второй половине XVIII века в Петербурге возникла традиция, которая сохранялась на протяжении многих десятилетий: во второй день троицы богатое русское купечество и среднее мещанство устраивало в Летнем саду ежегодный так называемый «Купеческий смотр», или «Смотр невест». Разодетые в праздничные наряды дородные отцы семейств в сопровождении пышнотелых жен выводили своих разряженных и раскрашенных румянами дочерей на аллеи Летнего сада под пристальные взгляды расхаживающих взад и вперед разборчивых молодых франтов.

Судя по песенному фольклору 1920—1930-х годов, традиция прогулок по Летнему саду в поисках случайных встреч и знакомств сохранилась. Приводим один из вариантов популярной уличной песни:

На солнце цилиндром сверкая,
Надев самый модный сюртук,
По Летнему саду гуляя, ха-ха,
С Марусей я встретился вдруг.
Гулял я с ней четыре года,
На пятый я ей изменил.
Однажды в сырую погоду, ха-ха,
Я зуб коренной простудил.
Страдая от мучительной боли,
Всю ночь на диване я лежал,
К утру потеряв силу воли, ха-ха,
К зубному врачу побежал.
Врач грубо схватил меня за горло
И в кресло свое усадил.
Четыре здоровые зуба, ха-ха,
В единый момент удалил.
В тазу лежат четыре зуба,
А я как безумный рыдал,
А женщина-врач хохотала, ха-ха,
Я голос Маруси узнал:
«Тебя я безумно любила,
А ты изменил мне, палач.
Теперь я тебе отомстила, ха-ха,
Изменник и подлый трепач.
Пшел вон с мово кабинету,
Возьми свои зубья в карман,
Носи их всегда при жилету, ха-ха,
И помни про подлый обман».
На шолнце шилиндром шверкая,
По шаду гуляю я вновь,
И вслух я теперь проклинаю, ха-ха,
Проклятую эту любовь.

С начала XIX века Летний сад становится одним из наиболее любимых мест отдыха аристократической публики. Гвардейская «золотая молодежь», праздные великосветские щеголи, театральные завсегдатаи были его постоянными посетителями. Летний и находящийся с ним рядом Михайловский сад светский Петербург именовал «Императорскими садами». Простонародная публика в сад либо не допускалась, либо такое посещение было обставлено многочисленными условиями, касавшимися внешнего вида, одежды и поведения. Это наложило определенный отпечаток и на фольклор Летнего сада. За очень редким исключением, в нем нет текстов, окрашенных оттенком грубоватой низменности. Исключение составляет разве что добродушно-снисходительное митьковское «Летняга» да единственная в нашем собрании частушка подобного рода:

В Летнем саде, в Ленинграде,
Два подкидыша лежат.
Одному под двадцать восемь,
А другому пятьдесят.