Легенды постуглеводородной эры: Тэрц и Ли

Не спуская с Тэрца глаз, парни отошли. Им, как и горцу, оставалось что терять.

Пока.

* * *

Гаврилыч действовал безукоризненно. Он изобразил сдержанную радость, приятное узнавание (шумно удивляться и хлопать по бокам было бы глупо — у путников самые совершенные системы оповещения). Он не нарушил ритуалов, проявил почтительность и внимание ко всему, что говорил Тэрц… и, конечно, ни разу не заговорил о горючем.

Уже за столом Гаврилыч ввернул пару историй об общих знакомых, о событиях за воротами приюта, как на крючок поймав жажду горца узнать о большом мире, почти не связанном с его скудной жизнью.

Потом, заразительно похохатывая, он начал травить свежие анекдоты о мытарстве путников.

О Сером, который взялся везти гагачьи подушки из Вологды в Калининград.

О Коллапсе, попавшем на исправительные за то, что перегонял на МАЗе бронетранспортер.

О караване зерновых, застрявших в Чувашии на три недели из-за того, что путники выписывали из Бирмы невесту для местного зажравшегося горца…

И уже за полночь Гаврилыч, театрально кряхтя и вздыхая в постели, зашептал словно себе самому:

— Ты же мечтал об этом. Повелитель бензина. Власть над судьбами и судьбой… Какую пришлось платить цену?

— Королевскую, — ответил Тэрц, — и она растет с каждой секундой.

— Не чрезмерно ли для захудалой заправки вдали от магистралей и городов?

— Вместе с горючим мне преподнесли не менее ценный подарок.

— Любовь? — догадался Гаврилыч (наверняка он был хорошо информирован о Ли). — Жалеешь?

— Я открыл главный парадокс человеческой жизни, — Тэрц чувствовал, как темнота укутывает в кокон. Разрывать его приходилось громкими уверенными словами: — Готовность отдать полжизни за то, чтобы случившееся произошло как-то иначе, не означает, что после обмена это «иначе» не будет вызывать сожалений…

Гаврилыч еще долго и виртуозно кряхтел свои доверительно-успокоительные вопросы-диагнозы. Тэрц, почувствовав, как мир перед ним заиграл новыми красками, решил — путник не даром ест свой хлеб, не зря перелопатил тысячу книг. Психологи углеводородной эры и слепому помогали ненадолго прозреть.

Наутро горец, не удосужившись спросить, предложил:

— Пять литров. Возможно, те, кто посылал тебя размочить новенького, рассчитывали на другой результат.

— Спасибо, горец. — Гаврилыч наклонил голову. — От тебя всякого ожидают. Ты — гвоздь в жопе гильдии.

Гаврилыч вытащил письмо, когда они прощались:

— С оказией пришло. Извини.

— Если бы я не пополнил бак, это стало бы последним доводом?

Гаврилыч пожал плечами:

— Возможно. Прости еще раз, горец.

Терц развернул письмо.

«Я во Владике. Теперь у меня новый план — до конца моих скитаний увидеть тебя двадцать раз. Л! Л.». Ниже стояла дата. Во Владивосток Ли прибыла через пять месяцев после того, как Тэрц пересек Московскую кольцевую. То, что Тэрц и Ли умели воплощать свои планы, многократно увеличивало тяжесть их общей судьбы.

Гаврилыч смотрел на горца, словно ушедшего в забытье над обрывком бумаги.

— Ты будешь счастлив? — спросил он, чтобы прервать транс.

— Периодически, — Тэрц поднял голову. Глаза его остались безжизненны.

— Почему? У тебя есть и горючее, и любовь? Продукты самой глубокой перегонки нашей цивилизации.

— Горючее и любовь — статика. Они исчезнут через миг, если нет движения. Но если есть движение, нет постоянства. Значит, иногда я буду несчастен.

— Судя по тому, как печально ты повествуешь об этом, несчастен ты будешь основную часть жизни.

— Хронологически, — и здесь, словно внезапная перемена погоды в пустыне, на лице Тэрца случилась та самая улыбка, которой он мастерски воздействовал на горцев во время скитаний. — Счастье весит в тысячу раз больше тех пустяков, что происходят после того, как оно уплывает за горизонт.

Горец протянул руку Гаврилычу. Обычно хозяева заправок не позволяют себе сближаться с просителями. Времена меняются?

Эпилог

Тэрц не смог бы ошибиться в количестве лет, ушедших вслед за Ли. Новых заплат на Рафе было явно меньше.

— Еле дотянула до тебя. Последние миллиграммы. Здравствуй.

Ли выпрыгнула из машины и бросилась к нему, раскрывая объятия.

— Сколько времени ты ищешь пути? — Горец, словно вырубленный из пропахшего бензином воздуха, остался неподвижен. Беззащитная улыбка девушки погасла.

— Всю жизнь, — привычно отозвалась она.

— Значит, ты научилась ждать. — Не приглашая, Тэрц направился в обветшалую хижину, но на пороге обернулся: — Ты недостойна ехать к кому-нибудь, кроме меня, — решив сразу расставить все точки и запятые, Тэрц добавил: — Я не дам тебе бензина.

Прежде чем уйти, Ли подбежала и обняла его сзади. Это было выше его сил. Тэрц повернулся и ухватился за Ли с такой силой, словно пытался втиснуть ее в свое измученное ожиданием тело.

— Я не смогу остаться здесь даже до заката, — прошептала Ли.

— Закат — слишком веский аргумент, чтобы не уходить?

— Да, — все это время ей удавалось не заплакать, — еще несколько минут, и я не смогу пересилить себя.