Легенды русского шансона 2002

Многие представители направления в своем кругу называют его просто «жанром». «Прошлая моя программа была с лирическим уклоном, а вот следующая точно будет в жанре», — заглянув на фирму звукозаписи, делился творческими планами Анатолий Полотно. Так бы навеки и называться этим песням блатными или, в редких официальных, публичных, случаях — городским романсом, пока лет 5 назад не появилось нечто новенькое: «русский шансон». Придумал это странное, лексически довольно вульгарное, варварское, сочетание человек по имени Сергей Годунов, деятель шоу-бизнеса, продюсер. Придумал и даже устроил первый фестиваль под таким названием. Единственного и точного русского слова, которое могло бы емко вместить суть явления, видимо, не нашлось. Пришлось выдергивать «из-за бугра» и тянуть эту весьма призрачную, Непрочную нить от французских шансонье к современным российским «блатным» певцам. Ниточка эта, как провод телеграфный проходит по многим опорам. Называются и Александр Вертинский с Петром Лещенко, не забыты Леонид Утесов и Вадим Козин, Алеша Дими-триевич и Борис Рубашкин...

Но, в попытках скрасить маргинальность, телеграф изрядно испортили.

«Мой отец был штурманом дальнего плавания,

— вспоминает продюсер Сергей Трофимов, сделавший имя группе «Амнистия-П» Геннадия Жарова. — И однажды пассажиром его судна оказался... Александр Вертинский, возвращавшийся в Россию — пароход шел из китайского порта во Владивосток. Вертинский подарил отцу несколько дисков американской студии «Коламбия». На этих 78-оборотных пластинках были Петр Лещенко, Ляля Черная, сам Вертинский. Характерно, что в разговоре с отцом певец ни разу не назвал свои песни «русским шансоном» — в ходу был «русский романс». Певцы-эмигранты там гордились тем, что они русские, а мы, йидимо, решили прочно забыть

— «шансоном» назвались».

Из спонтанного разговора на кафедре режиссур ры театрализованных представлений Московского Университета Культуры:

«Последние 3-4 года мы наблюдаем возрождение русского романса в форме «русского шансона». Блатные, лагерные, дворовые песни — суть первые ступени на пути жанра к большему — великому русскому романсу».

«Французский шансон отличается от российского коренным образом. Во Франции это — эстрада кафешантанов и клубов. В России все гораздо шире и выходит на площадную аудиторию».

«Это что-то вроде западноевропейской поэзии вагантов на русский лад. Сбегает монах из бурсы и начинает ходить-бродить, песни сочинять».

«Исполнители этого направления зрелищны по сути, даже когда звучат на кассете. Декорации и балет здесь не нужны».

(Высказывания преподавателей Московского Университета Культуры: Анатолия Шорохова, Анатолия Немова и Ильи Ханбудагова — режиссеров, поставивших в российских театрах не один десяток спектаклей.)

Конечно, корни нашего «жанра» следует искать не на Монмартре, а в России. Отрыть их взялся певец и писатель Михаил Шелег, автор книги «Аркадий Северный. Две грани одной жизни». И, с помощью трудов историка С.М. Соловьева, откапывает

— в... былинах про «Трех богатырей».

«У Соловьева: «Песни превосходно изображают... расходившуюся силу, которая не сдерживается ничем... Илья Муромец, рассердившись, что его не позвали на пир, стреляет по Божьим церквам, по чудным крестам и отдает золоченые маковки кабацкой голи на пропив, хочет застрелить князя Владимира с княгиней...»

...Пьяные «подвиги» наравне с ратными тоже были отражены в былинах... — для большего веселья, для куража! Послушает князь такую «блатную песенку» о том, как Илюха по пьяни чудил («Ох, где был я вчера, не найду, хоть убей! Помню только, что стены с обоями...»), и посмеется, позабавится.

Но в том-то и дело, что русский человек вместе с чувством естественного страха перед разгулявшимся пьяным верзилой всегда проникался подсознательным чувством уважения к его удали, бесшабашности и силе. А уж снисхождение к ворам и жуликам разных мастей у нашего человека и вовсе в крови!»

Былины, очевидно, — более поздние версии-пе-ределки не дошедших до нас оригиналов. Сгинувшие в вихре татаро-монгольского нашествия богатыри, вольными казаками воскресли спустя столетия на берегах Дона, куда исстари бежали людишки от крепостного тягла. Вот там-то, в Диком поле, на окраинах Руси, скорее всего, и имел место казацкий кураж, порою до Москвы докатываясь. Долго потом помнили...

Наиболее правдоподобной версией происхождения слова «блатняк» Михаилу Шелегу кажется вот какая: